Каждая поверхность, будь то каменные стены или потолок, деревянный балкон или скамьи, воплощала художественный образ. В религии ли дело – выражении, скажем, триумфа Господа? Или просто такое католичество в Нью-Йорке? А может, во всех величайших городах мира есть такие соборы…

Впервые в жизни края моего сознания коснулась безграничность нашего мира, во всех уголках которого в любое мгновение можно было найти и унылые заурядные жизни, и яркие, как моя собственная. Кто знает, сколько в мире вокзалов Пенсильвания и соборов Святого Патрика. Если Нью-Йорк подарил мне эти сокровища в первый же час после моего приезда, что ждет меня дальше? Какую музыку я открою для себя? Какие танцы? Какие книги? Какие пьесы? Этот город и, должно быть, весь мир были переполнены красотой и искусством, о каких я и помыслить не могла. И вот я стою в их восхитительном воплощении, собираясь выйти замуж за мужчину, который только что добавил к этому собранию свое собственное произведение.

В центре зала я остановилась и медленно повернулась на месте, чтобы впитать в себя окружающую красоту.

– Жаль, мама этого не видит, – вздохнула Марджори.

– Наши родители говорят, что они слишком стары для таких дальних путешествий, – объяснила Тутси отцу Мартину. – Уверена, родители Скотта тоже хотели бы сейчас быть с нами.

– Несомненно, – согласился священник.

– Здесь можно уместить целый аэроплан! – воскликнула я.

– Действительно, – ответил отец Мартин. – Мы рассматривали такую возможность – сдать помещение правительству, если понадобятся средства на ремонт.

– Но сегодня здесь аншлаг, – заметил Скотт.

Тутси кивнула.

– Полагаю, они прознали, что сегодня здесь женится мистер Ф. Скотт Фицджеральд, – подмигнула она.

Я ущипнула ее за руку.

Ризница оказалась небольшим, но роскошным помещением, отделанным резным деревом и хрусталем. Здесь дышалось легче, здесь я могла снова полностью отдаться мыслям о том, зачем мы все собрались в этот день. Мыслям о Скотте. В своем темно-сером костюме (я никогда не видела на Скотте так ладно скроенного костюма!) он казался невероятно красивым и утонченным. Он был тем, кем когда-то собирался стать, и я сказала себе, что никогда больше не усомнюсь в нем.

– Уже почти пора, – священник жестом пригласил нас встать.

Я взглянула на Тутси и спросила:

– Тильда не появилась?

Тутси покачала головой.

– У отца Мартина весь день расписан. Давайте начинать, – предложил Скотт.

– Но она так расстроится, что все пропустила, – возразила Марджори.

– Мы рискуем прождать весь день. – Скотт посмотрел на меня, и я кивнула. – Начинайте, святой отец. Мы готовы.

С Тутси возле меня и Ладлоу Фаулером возле Скотта мы выслушали все слова священника, которые нужно произнести, чтобы церковь и государство признали наш брак законным. Речь священника лилась, не оставляя на мне следов. Я не отводила взгляда от глаз Скотта. В них я видела счастье, гордость, надежду и любовь, которых мы оба так жаждали с той самой июльской ночи два года назад.

– Давай. – Тутси толкнула меня локтем.

– А-а… да. Да, я согласна.

Под аплодисменты нашей маленькой публики мы обменялись простыми кольцами и сладкими поцелуями. Дверь распахнулась, и молодой человек пропустил в комнатку Тильду и Джона.

– Ты все пропустила, – сказала я, подходя к сестре, чье свободное платье и просторное пальто хорошо скрывали беременность. Хотя, конечно, сам факт, что она выбрала эту одежду, был весьма красноречив.

Я положила руку ей на живот и спросила малыша:

– Это ты их задержал?

– Это все поезд. – Тильда накрыла своей ладонью мою. – По счастью, качка только убаюкивает малыша. Он вырастет настоящим акробатом.