– Мэя, откуда вы можете знать об этом? Нос у меня действительно чуть поврежден, но никто никогда этого не замечал. Да и я сам давно про это забыл. Нет, Мэя, ты вовсе не слепая, – удивленно говорил Иткар Князев, а сам не спускал глаз с лица девушки. – Будем, Мэя, лучше говорить друг другу «ты»… Хорошо?

– Ты, Иткар, чуть-чуть говоришь в нос, но это может заметить только человек с очень тонким слухом. Мне трудно это объяснить тебе, Иткар, понимаешь, голос человека отражает его портрет и многое другое, что словами невозможно обрисовать, а только можно чувствовать. Голос имеет свои невидимые краски. В вашем голосе ваш характер, портрет. Я все это говорю непонятно, путано?

– Нет-нет, Мэя, я понимаю тебя. Но такое приходится мне слышать впервые, – облокотившись на стол и положив голову на руки, ответил Иткар Князев.

Девушка вдруг открыла перед Иткаром загадочный мир. Оказывается, даже не видя человека, по голосу можно обрисовать его портрет и угадать цвет волос.

Мариана рассказала Иткару, что окончила музыкальную школу и хочет устроиться в детский садик учить малышей музыке. И сегодня с утра ходила узнавать насчет работы. Но в районном отделе культуры пока ничего определенного не сказали. Возможно, сомневаются: получится ли из слепой девушки музыкальный воспитатель. Иткар слушал девушку внимательно, а в мыслях был один вопрос, который он боялся задать: «Где и когда ослепла Мариана?»

– Я тебе, Иткар, забыла сказать. Судя по крепким рукам и шершавой ладони, местами сильно мозолистой, тебе приходится иметь дело с тяжелой физической работой…

Иткар Князев сдержанно улыбнулся, когда Мариана, сложив губы трубочкой, вытянула их, и на лице ее было написано: «Ну, подскажите, какая у вас профессия?»

– Я действительно, Мэя, занимаюсь физической работой. В наших таежных дебрях профессию нефтегеолога к умственной не отнесешь…

– Ой, Иткар Васильевич, тебе нужно, наверное, идти, а я разговорами занимаю…

– Нет-нет, Мэя! Мне очень приятно быть с тобой рядом, – сказал Иткар с добротой и отцовской лаской в голосе.

– А теперь, Иткар, разреши мне коснуться пальцами твоего лица, – в голосе Мэй было извинение.

– Да, конечно, Мэя…

Он подошел к девушке, встал на колени, взял руку и приблизил к своему лицу. Чуткие девичьи пальцы коснулись затылка, поднялись вверх, будто теплый, неторопливый ветерок пробежал по волосам Иткара и скользнул по лбу, а потом по бровям, носу, щекам, подбородку и, наконец, замер на миг у груди, там, где пуговица скрещивает ворот рубахи. И тут вдруг что-то с Иткаром случилось: он осторожно взял девичью руку, приблизил к губам…

– Спасибо, – шепотом произнесла Мариана, почувствовав на ладошке тепло мужских губ. – Тебе, Иткар Васильевич, чуть больше тридцати лет, – рука девушки торопливо и неохотно выплеснулась из его ладони.

– Хитришь, Мэя. Мне сорок семь лет.

– А мне в этом году исполнилось девятнадцать. Старуха уже, пошел двадцатый, а там и на тридцатый перевалит… Ты, Иткар Васильевич, очень добрый человек, – тихо произнесла последние два слова Мариана и улыбнулась, – а все добрые, умные мужчины выглядят всегда молодо. Ну а злые, завистливые люди очень быстро стареют, становятся плаксивыми, свирепыми.

– Пожалуй, ты во многом права, – сказал Иткар, расстегнув воротник рубашки. Ему было жарко, к груди подкатывалось доброе, небывалое еще тепло.

– Хорошо, мой добрый рыцарь Иткар. Так что я насчет возраста почти не ошиблась…

Иткар Князев поведал девушке о своих предках на юганской земле по отцовской линии, когда они пришли на приобские земли с древней Новгородчины.

– Кэри? – повторила Мариана женское имя, которое произнес Иткар.