– На, возьми. Здесь прочти. Это ее письмо. Потом заберу.

Любимый! Безумно счастлива, что ты жив. Здесь осталось только вера. Она меня уберегает. Храни себя. Не понимаю почему меня здесь держат. Узнай пожалуйста, что произошло с папой и мамой. Молюсь и скучаю по Вам.

Чак вернул письмо. И дал тюремщику ранее запрашиваемую сумму.

– А можно мне написать письмо?

– Нет, слишком рискованно. Застукают, расстреляют к чертям собачим. И тебя тоже расстреляют, как щенка.

– Может аккуратно получится передать. Попробуйте, вдруг получится.

Мужик задумался.

– Эх, молодой, был бы в моей шкуре обосрался от страха. Попытаюсь, но не обещаю. Ладно, пиши, но только пять строк напиши, чтоб маленькая бумажка была. Смогу ее быстро проглотить.

Чак вырвал кусок страницы от тетради и написал:

Привет, Халима. Я очень рад, что

Чак снова вырвал часть другого листа. Решил, что лучше начать текст по-другому.

– Что делаешь?

– Хочу переписать.

– Поэт что ли, дописывай то, – грубо произнес мужчина.

Чак продолжил текст на первом клочке: ты жива. Со мной все отлично. Я у себя дома. Знай, что тебя очень ценю и переживаю. Все сделаю, чтоб тебя освободили и мы будем вместе. На веке люблю тебя. Очень жду.

– Достаточно!

Мужик свернул клочок текста и всунул в задний карман.

– Послезавтра снова на той скамейке в это же время будь.

– Понял! Заранее большое спасибо вам, – Чак отблагодарил еще тысячей юанями. – Когда примерно состоится суд?

– Обычно в СИЗО два месяца чалятся до суда. Бывает и по году. Как карта ляжет. Она в красной камере содержится, значит по терроризму уйдет в колонию.

– Много случаев, что оправдывают?

– Террористов не оправдывают.

– Если докажут, что невиновна. Суд же отпустит?

– При мне такого не было. Тяжелая статья. Врагов народа никогда не оправдывают.

Чак не стал дальше мусолить тему.

– Пора прощаться. Будь аккуратен. Если заподозришь слежку, не приходи на встречу. Понял? Тебя и меня пристреляют без суда.

Пройдя метров пятьдесят, Чак задумался о письме Халимы. Тяжело дышалось, вокруг мутнело. В каждой букве он ощущал непереносимые страдания. Словно бутылку в дребезги разбили об бетон и теперь собрать ее некому. До остановки было невмоготу идти. Недолго думая, развернулся и направился в магазин. Там, не поздоровавшись с продавцом, попросил налить ему полстакана водки и стакан компота.

– Малой, не многовато ли?

– Нет, я так пил уже, – соврал Чак продавцу, прикинувшись так, что с ним все в порядке.

– Ну, как знаешь.

Продавец немного не долил водку до полстакана и положил перед ним квашенную капусту с маринованным помидором.

– Помидором лучше закуси.

Чак лихо опрокинул в горло огненную жидкость и закусил помидором.

– Еще можно долить? – глубоко выдохнул из себя.

– Нет, вполне хватит тебе. Плохо станет, стошнит.

– Не стошнит, налейте еще.

Чак снова глубоко выдохнул. Продавец на отказ обрубил в просьбе.

– Что стряслось?

– Все хорошо.

Он поправил лямку сумки, расплатился с продавцом и вышел ошарашенным из магазина. Продавец сказал ему в след, что если плохо станет, чтоб вернулся обратно. Но Чак этого уже не слышал. Моментально полегчало. Прошелся бесцельно ближе к полям и присел на сумку глядя на горы. На тот момент морально сломался. Жизнь обесценилась. Окончательно решил совершить суицид если Халиму не оправдают. Верил, что есть другой мир, в котором царит только доброта и счастье. Где не существуют кровь и горе, где не нужно мириться с произволом подлости и остального зла, что напоминало бы об этой жизни.

– Не знаю теперь, как узнать о ее родителях.

Чак с Джетом прогуливались в парке после учебы.

– Судя по тому, что народная прокуратура не имеет доступ к подобным делам, думаю не возможно узнать. Узкий круг типа твоего отца владеют информацией.