Отвечая на эти вопросы, эволюционисты опять же не приводят ничего, кроме серии натянутых и гипотетических рассуждений, не подтверждаемых никаким фактическим материалом. Например, на вопрос о том, зачем птице был нужен зачаток крыла, пока оно полностью не сформировалось, они говорят, что, возможно, он выполнял терморегулирующие функции. То есть птица обмахивалась им, как веером. Забавно, что сказки о «терморегулирующей функции» сторонники дарвиновской секты начинают рассказывать во всех случаях, когда не удаётся найти какой-либо биологический смысл того или иного органа. Этой же «функцией» они объясняют большие уши у слонов (видимо, слоны в будущем начнут с их помощью летать), чешуйки на крыльях у бабочек и т. д. Такие примитивные объяснения, в принципе, были допустимы в эпоху Дарвина, когда вся невероятная сложность органической жизни ещё не была открыта, но сегодня они носят явный отпечаток мистификации.

Продолжим наш пример с самолётом дальше. Дарвиновская теория утверждает, что новые, более совершенные виды возникают из старых, менее совершенных, не сразу в готовом виде, а посредством очень медленного накапливания эволюционных изменений. В случае самолётостроения это выглядело бы так, что новую модель пытались бы не собрать с «нуля», а перестроить из старой. Условно говоря, сделать из «Кукурузника» Боинг-737. Прилепить ему новый борт, дополнительную обшивку, ещё один штурвал, ещё один датчик рядом со старым или вместо него… В итоге получилась бы некая гротескная конструкция, которая вряд ли смогла бы вообще куда-то полететь. Если бы живая природа развивалась по дарвиновским законам, мы имели бы не грациозных ланей и прекрасных бабочек, а неких фантастических уродцев, состоящих из заплаток и рудиментов.

И тут становится совершенно понятно, что Дарвин просто-напросто перенёс на природу то, что он видел в обществе своего времени, в эпоху атомарного либерализма и «первоначального накопления капитала». В привычном Дарвину английском обществе первой половины 19-го столетия человек осмыслялся как атомизированный индивид, борющийся с другими такими же индивидами за средства к существованию. Природа, по Дарвину, действует как «рациональный предприниматель», «эффективный менеджер», удаляя «всё лишнее» – всё, что не будет приносить «прибыль» в рамках «естественного отбора». При этом он совершенно абстрагируется от огромного количества примеров буйного излишества, которыми настолько полна реальная жизнь. Высокие ветвистые рога оленей ни в чем не помогают их выживанию – скорее мешают. Яркая окраска бабочек делает их быстрыми жертвами птиц, при этом не играя никакой роли в их размножении (что доказано современными исследованиями). Семейство рыжих лис, как это следует из самого их названия, имеет ярко выраженную рыжую окраску, для самих этих лис совершенно бессмысленную, ибо они дальтоники, но при этом выделяющую их на окружающем фоне, что ускоряет шансы каждой из них стать жертвой беркута. Даже огромные хвосты павлинов, которые дарвинизм долгое время считал иконой «полового отбора», в действительности не связаны с функцией размножения. Гипотеза о длинных шеях жирафов также оказалась неверной: как обнаружилось полевыми исследованиями, во время засухи и голода как раз те жирафы, шеи которых самые длинные, погибают быстрее всего. Гепарды, способные развивать скорость до 100 км в час, в природе преследуют свою добычу на половине и даже трети своих возможностей (35—50 км в час). Зачем же «естественный отбор» развивал в них такую скорость, если они её фактически не используют?