– Я лечу домой.

– Домой?

– На Землю?

– Ты с ума сошел! Когда все того и гляди взлетит на воздух? Почему?

– Потому что я чертовски устал от Луны. Пожалуй, хуже места не найти во всей вселенной.

– Хуже? – Аня окинула взглядом террасы садов, изящные изгибы тропинок, ручьи, восемью сверкающими водопадами ниспадавшие с верхней террасы в центральное озеро, откуда вода перекачивалась обратно наверх. Люди прогуливались среди огромных розовых кустов мечтательной скользящей походкой, из-за которой движение на Луне внешне напоминало движение под водой. Другие входили и выходили из офисных тоннелей, останавливались посмотреть на зябликов, выписывавших в воздухе фигуры высшего пилотажа, и направлялись к оранжерее. На среднем ярусе пестрели яркими шелками, бирюзой, киноварью и аквамарином палатки, где работники в свободное время выставляли плоды своих досугов: плетеные корзины, пресс-папье из оранжевого стекла и тому подобное, а также проводили занятия по постинтерпретивному танцу и разборы елизаветинской поэзии. – По-моему, тут славно. Немножко многолюдно, пожалуй, но все еще только начинается.

– Похоже на базар, но я не о том. Это… – он запнулся, подбирая слова, – это все равно что… Меня беспокоит то, что мы тут делаем. Вгрызаемся в грунт, разбрасываем вокруг мусор, разрываем горы на части – ради чего?

– Ради денег, – сказала Аня. – Товары народного потребления, производственное сырье – будущее наших детей. Что в этом такого?

– Мы строим не будущее – мы строим оружие.

– На луне не найти даже пистолета, это международная промышленная зона, оружие здесь под запретом.

– Ты знаешь, о чем я. Фюзеляжи бомбардировщиков, системы детонации, ракетные корпуса, которые здесь собирают и отправляют на более низкие земные орбиты… Давай не будем делать вид, что не знаем, зачем это все.

– И что? – сказала Аня примирительно. – Мы живем в реальном мире. Среди нас нет таких наивных, кто поверил бы в возможность существования правительства без поддержки армии. Неужели строить оружие здесь хуже, чем где-либо еще?

– Меня достала недальновидная эгоцентрическая жадность, с которой все здесь делается. Выгляни на поверхность и посмотри, как мы взрываем, раздираем планету на куски и разбрасываем вокруг. Остались еще места, где можно полюбоваться нетронутой со времен наших лазавших по деревьям предков суровой красотой. Но мы их забрасываем мусором. Через одно, от силы два поколения на Луне красоты будет не больше, чем на любой помойке.

– Ты же знаешь, что производство сотворило с экологией на Земле, – сказала Аня. – Правильно было убрать его с планеты, верно?

– Да, но на Луне…

– …вовсе нет экосферы! Здесь нечего портить.

Они свирепо посмотрели друг на друга. Наконец Хиро сказал:

– Я не хочу больше говорить об этом, – и мрачно поднял свои карты.

Пять или шесть партий спустя к ним подошла женщина и уселась на траву у ног Кришны. Ее лицо было целиком покрыто слоем мерцающей косметики, а на губах играла сумасшедшая улыбка.

– О, привет, – сказал Кришна. – Все знакомы с Салли Чен? Она исследовательский модуль «Технологий саморепликаций», как и я.

Остальные кивнули. Гюнтер представился:

– Гюнтер Уэйл. Рабочий модуль «Поколения Пять».

Салли хихикнула.

Гюнтер подмигнул.

– Ты определенно в хорошем настроении, – он побарабанил по столу костяшками пальцев. – Я принимаю.

– Я на колесах, – сказала она.

– Одну карту.

– Псилоцибин? – спросил Гюнтер. – Мне это может быть интересно. Вырастила или произвела на микрофабрике? В моей комнате есть пара фабрик, я мог бы выделить одну под это дело – по твоей лицензии, конечно.

Салли Чен только замотала головой, покатываясь от неудержимого смеха. У нее на глазах выступили слезы.