«Не найдет, – успокаивала себя Крайя, – не найдет!».

А сама размашисто шагала в сторону Светломеста. Уж как повадилась сила темная в ихнее село, надобно предупредить внучку. Иль хотя бы приглядеть за девкой. Наузу сплести. И ее, само дитя молодое, обрядам старым обучить.

Потому как небожители святые уберегут Яру лучше ее самой.

Скакун все чаще цеплял усталым копытом то и дело выныривавшие из земли кочки, пока не остановился вовсе. Все тело – от длинной морды до покатого крупа – лоснилось, а на таком морозе это верная смерть.

– Ну, давай! Еще немного!

Путята тянул поводья, заставляя животное сдвинуться хоть на локоть, но лошадь упрямо стояла на своем. Проклятье!

До воеводства оставалось совсем немного, но то – по меркам скакуна. А человеку пробираться сквозь завьюженный лес придется долго. Слишком долго.

Мужчина вспомнил о том, что может встретить в лесу и бросил поводья. Понимал, что кобыла сдохнет, однако ж выбора у него не оставалось.

Шаг, другой…

Сугробы настойчиво хватали непрошенного гостя за сапоги, разматывали холстины и засыпали целые пригоршни снега на и без того заледеневшую кожу. Но он шел…

Замок показался внезапно. Как будто выскочил из-за густой сосновой пелены.

И путник облегченно выдохнул.

Высокие, крепко сбитые стены из потемневшего от времени камня, увенчанные четырьмя грубыми башнями. Замок казался несуразным, даже жалким. Темным, грязным и… ненадежным. Словно дунь только что на старые стены, что на узкие бойницы – и рухнет он, превратившись в груду темной пыли да извести.

Только посланник знал, что взять его осадой почти невозможно.

Покорить эту твердыню можно лишь изнутри – Чародейке то было известно.

Слуга покачнулся, терзаемый смешанными чувствами. Он выполнит приказ Колдуньи, а потом…

Страх подкатил к горлу рвотными спазмами, и бедолага не сдержался. Его рвало недолго – к концу дня в желудке не осталось ничего, кроме утренней каши, да и та давно перекочевала в кишки. Что станет, если Она узнает?

Воспоминания пытались прорваться сквозь заслону памяти, но Путята их изгнал. Выругался про себя, что вопреки колдовскому завету вспомнил имя свое. Да постарался укрыть разум пеленой. Оно-то и раньше у него выходило неладно, а теперь и вовсе неизвестно, получится ли.

Чародейка сильна, прозорлива. Умна, изворотлива и хитра, что сам лис. И коль ему не удастся сокрыть содеянное…

Мужчина прогнал эти мысли.

Прознает – и он не станет волноваться. Ни о чем и никогда. Потому как мертвые не беспокоятся.

Какой будет его смерть? Он не знал. Понимал только, что нелегкой.

Но был готов.

Тяжелый мост со скрипом опустился, и усталый путник, едва волоча ноги, прошел внутрь цитадели. К нему сбежались слуги и чернь, предлагая еду и отдых, но он отмахнулся:

– Воеводу мне надобно видеть…

А потом покачнулся, выронив из руки берестяную грамоту.

В дремотном полусне, что пленил Слугу, тот видел разное. Былое – оно казалось светлым, ненастоящим. И таким желанным, что мужчина отказывался выныривать на свет божий. Выплевывал отвары, что вливали ему девичьи руки прямо в рот да отказывался жевать травы, заваренные на меду.

Смеялся.

Глупые. Думают, вытянуть его можно настоями да травами. И не понимают, что те не справятся с силой темной.

Слуга приготовился умереть. Позволить тому, что свернулось клубком в берестяной грамоте взять верх не только над замком с его домочадцами, но и над ним самим. А то, что Струпный Мор принялся, Слуга видел. И что с того, что пока люди дышат все также – темное зерно уж проросло что в душе, что в теле. И спустя всего седмицу замок полыхнет. С воеводы, конечно, – он первым читал послание, выхватив то из уставших рук Путяты.