Волк встал и снова потянул носом, обращаясь всем телом к корзинке, как флюгер по ветру, закатил глаза. Ярга торопливо захлопнула крышку и встала вполоборота так, чтобы укрыть съестную ношу собой, будто мать – дитя.

Серый Волк усмехнулся.

– Твоя правда.

Он медленно пошёл вокруг девушки, и она принялась так же медленно поворачиваться, чтоб ни спиной к нему не оказаться, ни корзинку ненароком не подставить под жадную пасть. За эти пироги она выложила пекарю немало.

– А тебе какое дело? – Ярга прищурилась. – Уж не ты ли сам хозяин этого Дремучего леса?

– Я? – Волк развеселился. – Нет, к счастью. Я из тех его слуг, кто вечно в дозоре. Приглядываю за границами, чтоб такие, как ты, настырные девицы к Хозяину не совались.

– Хорош дозорный. – Ярга прижала к себе корзинку покрепче. – Я уж вон как далёко забралась.

– Твоя правда. – Зверь подошёл ближе. От него так и веяло гибелью и опасностью. – Так что за дело у тебя к Хозяину, что пирожки понесла ему в угощение?

Ярга замялась. Сказать правду? Вдруг решит, что это глупости, и прогонит её, а то и вовсе убьёт?.. А солгать – так точно сразу догадается и не обрадуется. Правду, стало быть.

– Слышала я, что у Велеса под его теремом – подвалы, а в подвалах – сундуки с золотом, и…

Волк снова визгливо захохотал, ужасно обидно и презрительно.

– Ты, никак, блаженная? Или просто дурочка деревенская?

Он продолжал скалить желтоватые зубы в насмешливой ухмылке.

– Сам дурак, – буркнула Ярга и поплелась обратно к тропинке сквозь папоротники и проломленный орешник.

Серый Волк потрусил следом. Он даже не пытался её остановить.

– Живёт он в тереме, ты сама сказала, – говорил он на ходу. – Нет у него подвалов, только погреб, а в погребе том – репа, свёкла и морковка. Нет у него золота.

– Врёшь, – не оглядываясь, бросила девушка. – Всегда Перуна изображают со щитом и оружием, а брата его Велеса – со златом и в медвежьей шкуре.

– Так на заборах дети углём и не такое малюют, нельзя всему верить, – парировал Волк, а затем вкрадчиво продолжил: – Да коли и есть у него сокровища, зачем ему с тобой делиться за пирожки, пусть и с олениной?

Ярга не ответила.

– Были у него княжны и царевны, – не унимался болтливый зверь. – Были богини. Даже колдунья, которая лебедицей обращалась, была. На что ему нищая чернавка?

Ярга бровью не повела – её и обиднее называли.

– Ну хорошо, допустим, я тебя пропущу, – размышлял вслух Волк. – Ты пересечёшь Дремучий лес и никого из моего племени, по счастью, не встретишь более. Но Хозяин говорить с тобой не станет, убьёт на месте. Ты ведь слыхала, что вокруг терема у него частокол, а на том частоколе – черепа с горящими глазами?

– Слыхала.

– И что?

– Пусть убьёт, если выслушать не пожелает, мне терять нечего, – бесцветным тоном ответила девушка. – Да и злато мне не так уж надобно, а вот от его помощи я не откажусь.

Волк, уставший плестись в хвосте, в несколько прыжков обогнал её и встал, преградив тропинку. Остановилась и Ярга.

– Какая такая помощь тебе нужна? – Его уши напряжённо вздрогнули.

– Хочу просить, чтобы он мою жизнь сиротскую наладил. – Она рассеянно улыбнулась, указав на корзинку, ручку которой сжимала мозолистыми грязноватыми пальцами. – Я потому к нему и пошла с гостинцем. Продала всё, что имела, купила лучшее, что смогла. Он один на белом свете, и я одна, без просвета да без радости. Он меня поймёт, Волче. Я отчего-то уверена, что выслушает и пожалеет. – Она пожала плечами. – А если нет, то пусть лучше убьёт, потому как жить так, как я живу, невыносимо.

Волк больше не скалился. Он глядел яркими жёлтыми глазами совершенно серьёзно и так же серьёзно на пылкую тираду Ярги вымолвил одно лишь слово: