Вот! Именно то, что искал Кобаяси. Находчив и скрытен. Молчалив. Сдержан. Исполнителен. Образован. Читает труды мыслителей, чьими главными идеями были нерушимость установленных правил, строгое подчинение властям и акцент на благе группы, а не благе отдельной личности, как проповедует Запад. При этом роль и ответственность сильной личности как главы иерархической структуры в трудах этих философов не умаляется, а лишь возрастает в процессе возвеличивания государства. Ну разве самонадеянный болван будет читать такие труды? Конечно, нет!

Кобаяси сравнивал эти характеристики с описанием воображаемого им человека в своих записках и был поражён: это был почти точь-в-точь портрет лейтенанта Тоёды Райдона. Однако, по иронии судьбы, ответ командира Аоки о его подчинённом лёг на стол капитана Кобаяси только в то утро, когда его линкор уже должен был отходить в Сёндай. Пришлось срочно отправлять депешу с курьером, чтоб кандидата в помощники сняли с линкора и вернули в часть. Вот почему сообщение о приказе так удивило командира Аоки. В нём ничего не объяснялось, кроме того, что младший лейтенант Тоёда должен был вернуться в полное распоряжение коменданта учебной части гарнизона в связи с выполнением особого поручения. О характере поручения ничего не упоминалось.

По расчётам Кобаяси, Райдон должен был явиться к нему ровно к полудню. Но особое чутье и привычка никому и ничему не доверять, в том числе и себе, подсказало капитану проверить исполнительность будущего помощника. Поэтому сначала он прислал за ним экипаж, а потом велел высадить в городе на таком удалении от части, чтобы было и не очень далеко, но и не прямо рукой подать и посмотреть, что будет дальше. Для этой цели – следить за Райдоном – был отправлен нынешний ординарец капитана старшина Уэда – не слишком большого ума человек, но зато с талантом полного подчинения своему командиру. После того как Райдон вышел из экипажа, Уэда ловко прятался за кусты, уличные коляски, повороты кварталов и видел, как вместо того, чтобы пойти прямо, куда положено, Райдон свернул с дороги и, дойдя до горы Хакодате, взобрался на один из её склонов. Также Уэда увидел, как, постояв на склоне, через некоторое время Райдон решил спуститься к заморскому кварталу и как его чуть не сбила коляска здоровенного рикши, везущего двух женщин-иностранок. Тут Уэда бросил слежку, чтобы не быть замеченным, и побежал назад к капитану доложить об увиденном.

Услышав рассказ Уэды, капитан пришёл в ярость, но, сцепив зубы, ничем не выказал своего негодования и приказал не вести лейтенанта прямо к нему. Он не находил себе места. Как? Как так получилось, что он, такой умный и хитрый, такой опытный, капитан Кобаяси Эйси, после стольких поисков и отбраковывания человеческого материала мог ошибиться? Тот факт, что Райдон сразу нарушил предписание явиться в часть ровно в двенадцать, да ещё забрел на гору Хакодате и в заморский квартал, опоздав больше, чем на час, говорил о полном провале его, Кобаяси, гениального психологического анализа. Он был так зол, что, по привычке прибегая к повторению поэтических строф, в минуту аффекта, даже забыл последнее слово в последней строчке своего любимого хокку Иссы о распустившемся одуванчике, на который вдруг выпал снег:

Даже если рассмотреть

В самом выгодном свете

Он выглядит…

«Он выглядит… Чёрт побери, каким, каким же он выглядит?! – повторял про себя Кобаяси, снова листая характеристики на Райдона, сверяя их со своими записками и с портретом на полях. – Умершим? Нет, не то, не так прямолинейно. Белоснежным? Нет, не так лирично, нет, и не мёртвым, и не погибшим. А каким? Каким же? Ах да, замёрзшим, наконец вспомнил он – последним словом в этом хокку было слово „замёрзшим“».