Ваня не поверил своим глазам, когда увидел, как, договорив, новая воспитательница подмигнула ему. Не просто подмигнула, а даже немного улыбнулась, но улыбка быстро пропала с её лица, будто Софья Васильевна испугалась, что её увидит кто-то ещё.

Не сказать, что новая воспитательница тут же ему понравилась, но бояться мальчик её перестал. Даже Петька с Филатом в течение следующей недели сильно не хулиганили – лишь однажды взялись за старое, когда сняли с петель дверь её комнаты и попытались использовать её как плот. Кстати, они так и не отомстили Ване за случай со смолой, и он всё время ждал от них подвоха, на всякий случай засыпая позже всех и просыпаясь с первыми петухами.

– А ты зачем в школу пойдёшь? – как-то раз спросил его Стёпа с соседней кровати, когда все дети уже приготовились ко сну. Стёпа был Ваниным ровесником, с которым этой осенью они впервые должны были пойти в школу.

– Не знаю, – прошептал Ваня. – Я бы хотел научиться читать.

– Мне говорили, что читать – это как расти, только внутри.

– Тогда мне точно нужно этому научиться, – ответил Ваня, а Стёпа приложил палец к губам, показывая, чтобы тот говорил тише. Ваня оглянулся по сторонам и совсем тихо добавил: – А то я тут среди вас один из самых маленьких.

Наступила тишина, которую вскоре снова прервал Стёпа:

– Филат рассказывал, что нужно будет каждое утро драться с деревенскими, чтобы хватило места за партой.

– Думаешь, поэтому они с Петькой донимали нас всё это время – готовили к школе?

Стёпа хихикнул, а из-за простыни, временно заменяющей дверь в комнату Софьи Васильевны, показалось её строгое лицо. Мальчик в ужасе округлил глаза и спрятался под одеяло, однако смотрела она не на него. Воспитательница выглядывала Ваню уже не первый раз за последние несколько дней, и он решил, что если в день их знакомства и произвёл на неё хорошее впечатление, то поведением в последние дни всё испортил. Хотя понятия не имел, что именно сделал не так. Поэтому Ваня громко сглотнул и, как и Стёпа, тоже натянул одеяло до самых глаз.

Так он пролежал несколько минут, пока с соседней кровати не стало доноситься лёгкое посапывание. Мальчик решил, что теперь можно засыпать и ему, однако сон будто отказывался признавать Ванино существование.

А затем воспитательница снова выглянула из-за простыни и опять посмотрела на Ваню, хотя вокруг стояла абсолютная тишина. Уж сейчас-то он был уверен, что не издавал абсолютно никаких звуков. А даже если и издавал, то уж точно не громче Петькиного храпа.

Несмотря на то что вставать было запрещено, Ваня всё-таки поднялся на кровати и решил вежливо спросить, чем помешал новой воспитательнице. Строгая любительница тишины вряд ли повысила бы на него голос, опасаясь разбудить других детей.

На цыпочках мальчик подкрался к натянутой вместо двери простыне и собрался уже постучать, пока вовремя не одёрнул себя. Как же он будет стучать в простыню? В комнате Софьи Васильевны горела свеча, и на простыне был виден её силуэт.

К Ваниному удивлению, она не лежала на кровати и даже не сидела на стуле. Их новая воспитательница стояла и размахивала рукой, в которой, судя по тени, сжимала какую-то веточку. Как будто она была фокусницей или волшебницей, совершающей в данный момент самое настоящее чудо, от которого мальчика отделяла всего лишь простыня.

Ваня тут же решил, что выбрал неподходящее время, и развернулся, чтобы вернуться в постель. Но простыня вдруг отодвинулась, и перед ним оказалось сперва строгое, а затем удивлённое лицо воспитательницы.

– Почему ты не спишь? – строго зашептала она, бросая взгляд в общую спальню.