– И вы увидели снорка? – предположил Алексей.

– Нет, не увидел. Скорее, догадался, – ответил Трофим.

Голубоглазый вздохнул и ненадолго задумался. Его пальцы правой руки заиграли тихую дробь на столе.

– Хорошо, – встряхнув оцепенение, сказал Алексей. – Так почему вы называете его папилломой? Из отчетов лаборатории НИИ Ладога он имеет мало общего с этим вирусом. Или они ошибаются? – спросил Алексей, слегка прищурив один глаз.

– И да, и нет. Одна из цепочек нуклеотидов по своему строению имеет почти точную копию известного вируса, которого, к слову, более тридцати видов. Его можно было бы отнести, скажем, к тридцать первому виду, что и было сделано, – ответил некробиолог, – но позже выяснилось, что это только часть одной из его цепочек, еще позже выяснилось, что вирус имеет еще две цепочки ДНК, которые он и встраивает в ядро клеток человека. Но к тому времени первые отчеты о его классификации к вирусам папилломы были отправлены, а затем мы не стали его переименовывать, – тут Трофим виновато посмотрел на Водопьянова. – Сами знаете, работы много, материал не успеваем перерабатывать, дали ему только рабочий номер и все.

– И какой же это номер? – поинтересовался Алексей.

– Номер сто и производные от ста: сто десять, сто двадцать и так далее. Поскольку вирус постоянно меняется, мы и шаг номеров сделали побольше, – ответил Трофим, чуть разведя руки в стороны, чувствуя некоторую легкомысленность объяснения. Сейчас он подумал, как бы хорошо ответил на эти вопросы его шеф – Алексей Иванович. Нумерация, классификация и прочая номенклатурная философия были его коньком, но шефа, к сожалению или к счастью, тут не было.

– Так, получается, название свободно? – спросил уже у директора Алексей.

Водопьянов, вжившийся в роль слушателя, не ожидал обращения к нему, слегка поперхнувшись от неожиданности, ответил:

– Да, выходит, названия не присвоено.

Алексей выпрямился на стуле.

– Ну тогда, если позволите, я дам ему название. Это будет очень хорошо для развития интереса и привлечения инвесторов в раскрытие его потенциала. Вы не против, Николай Николаевич? Трофим Аристархович?

Ожидаемо не встретив возражения ни в жесте, ни в слове, голубоглазый с нескрываемой ноткой торжественности произнес:

– Николай Николаевич, все модификации этого вируса и все его производные зарегистрируйте как вирус бессмертия.

Название ярким цветком вырвалось изо рта голубоглазого, едва слышным эхом крутнулось в хрустальных плафонах люстры и с дикой скоростью полетело через стены Янтаря по просторам Зоны, касаясь сутулых спин зомбированных, чутких ушей химер и кровососов, едва оставив след, шепнуло о себе на ушко контролерам и слепым псам и растворилось в воздухе.

Трофим с недоумением воззрился на двух бойцов, вломившихся к нему в комнату утром, когда часы только-только указали на семь. Сидя в семейных трусах, он безрезультатно и растерянно нащупывал ногами тапочки. Наконец, он вынужден был отыскать их глазами и только затем, просунув ноги, встать и как есть в трусах подойти к вошедшим. Оба были одеты в камуфляжные штаны и зеленые футболки, ноги туго зашнурованы в армейские берцы.

– Сагитай, – представился первый, быстрым, кошачьим движением протянув руку.

Сагитай оказался среднего роста азиат, склонный к полноте, впрочем, не имеющий и признака живота. Возможно, его круглое лицо создавало ощущение полноты, но крепкая атлетическая грудь, надломленное ухо и приличный бицепс показывали в нем серьезного атлета, возможно, больше умеющего сделать, чем объяснить.

– Яков, – протянул руку стоящий позади него боец, ростом незначительно ниже двух метров.