– Спаси, матушка! Убьет он Янку!
Наталья ахнула и бросилась на выручку. Алексашка с разбега выбил дверь, и они оказались в комнате Петра.
Петр, тяжело дыша, гневно обернулся. Наталья глядела на брата, сурово сведя брови. Он не выдержал ее взгляда, отвел глаза, швырнул портупею на стол и, ни на кого не глядя, оттолкнув плечом Алексашку, стремительно вышел из комнаты. Алексашка затравленно вздрогнул и вышел следом. Наталья закрыла дверь и присела на колени рядом с лавкой, на которой трупом лежала Янка. На лбу у нее красовался огромный синяк, начинающий уже становиться шишкой, губы были в крови. Наталья вышла, кликнула девок, и велела отнести Янку к себе. Когда Янку унесли, Наталья увидела в углу комнаты ее сумку и гитару. Она бережно взяла их и пошла к себе.
Янка лежала на лавке у окна в комнате Натальи без признаков жизни. Наталья положила ее вещи под лавку, выпроводила девок и закрыла дверь. Нужно было привести Янку в чувство. Наталья смочила кусок батиста в тазике с водой и, осторожно повернув к себе лицо Янки, отерла кровь с ее губ. Затем она осторожно приподняла на Янке олимпийку, крови не было. Наталья приподняла тельняшку и чуть не заплакала: вся спина Янки была в багровых полосах. Наталья достала из-за иконы деревянного масла и, смочив им другой лоскут, осторожно начала промокать Янке спину.
Янка застонала и пошевелилась. Наталья посмотрела ей в лицо. Янка открыла глаза. Наталья улыбнулась:
– Отживел, родимый! Ты лежи спокойно.
Янка еще плохо соображала, в голове была пульсирующая боль, сильно болел лоб, тело было как деревянное. Она с трудом повернула голову:
– Где я?
– У меня ты, Янка. Как отбила тебя у братца, так к себе и унесла.
– Значит, я был без сознания? – Янка, еще не чувствуя тела, попыталась приподняться и, тут же вскрикнув от острой колючей боли, едва снова не потеряла сознание. Наталья осторожно уложила ее.
– Что ты, Янка! Лежи, а я тебя помажу, – она снова начала промокать ей спину. Янка терпела, но невольно мычала от боли.
– Терпи казак, атаманом будешь, – приговаривала Наталья. Янка повернула голову, и, скосив глаза, поглядела на нее.
– А откуда ты эту поговорку знаешь? – едва шевеля распухшими губами, спросила Янка.
– Она еще от разбойника Стеньки Разина.
Янка кивнула и снова отвернулась. Когда масло подсохло, Наталья опустила на Янке тельняшку и олимпийку.
– Ну, вот и все, – она встала и направилась к двери.
– Куда ты? – спросила Янка.
– Сейчас поесть тебе принесу, – улыбнулась Наталья и вышла. Янка вздохнула, глянула под лавку и улыбнулась: ее гитара и сумка были здесь. Протянув руку, Янка уцепила сумку за лямку, расстегнула, достала аптечку. Отыскала таблетку анальгина и проглотила. Потом сунула все на место и посмотрела на часы, было уже за полдень. Сколько же я была без сознания, подумала она, наверно долго. Да, в наше время мне бы уже вскрытие сделали, а не только узнали, кто я. А тут даже не прикоснулись, она вздохнула, какие честные и порядочные люди. Окно, возле которого лежала Янка, было открыто. С воли доносился щебет птиц, шелест листьев, ветерок прохладными струйками иногда врывался в комнату. Янка вдыхала его с удовольствием, ей даже стало легче. Она начала подумывать об отношениях с Петром. У нее вспыхнули уши, когда она вспомнила, как он ее наказал. Обидеться что ли? – подумала она. А обжаться-то на себя надо, такое ляпнула, еще дешево отделалась, могло быть и хуже. Вот только что могло быть хуже, Янка даже не представляла. Он же меня предупреждал, а я не поверила. Ей даже смешно стало: это надо такому случиться – поцеловали впервые в прошлом и всыпали впервые тоже там. Можно было и не извиняться, все равно не помогло. Придурок, без зла подумала Янка. Потом она прогнала в голове все события, которые с ней случились в XVII веке. Кое-что она успела зафиксировать, записать и сфотографировать. Теперь надо собирать вещественный материал. Янка улыбнулась: а ведь здорово, можно столько всего набрать – целый музей откроешь!