– Думаешь, я смогу простить все это? – засмеялась Сентябрина. – Я убила своего нерожденного ребенка, я убила свою любовь… Почти убила. И сама я уже давно не живу. Я даже о самоубийстве не думаю. Потому что мертва…

Я отвела Сентябрину домой, где еще не утихло застолье, и долго сидела с нею и Теменем. Она больше не плакала, она научилась быть сильной, и, слушая о наших с Теменем планах на будущее, о мечтах и чаяниях, потихоньку оттаивала. Мы так хотели отвлечь ее от грустных дум, вернуть покой исстрадавшейся душе, возродить ее трогательную полудетскую улыбку…

Сентябрина окажется одной из немногих, кто выживет в жерновах жестокого Ямово. Наверно потому, что окажется сильнее. Везучей. Моложе. Или потому, что в глубине души Сентябрина уже давно принадлежала не Ямово, а большому городу, и жестокие чары таинственного села не имели над ней власти.

Я живу на одной улице с Сентябриной. Она замужем, и, надо сказать, вполне счастлива в браке. Вот только детей у нее нет. Не получается.

А Маленький ангел… Не так давно, стоя на светофоре, я увидела его в соседнем дорогом авто. Рядом сидела стареющая, но еще красивая крашеная блондинка. Он тоже меня заметил и едва заметно кивнул. Я ничего не рассказала Сентябрине: пусть думает, что Лариса бросила его, что он несчастлив и одинок, даже если это не так…

Похороны деда Кузьмы

Та последняя осень началась с похорон. Умер старейшина Ямово – дед Кузьма. Незадолго до своей смерти он усадил нас возле себя, закурил трубку, закашлялся и сказал:

– Ухожу я от вас, детки. Завтра на рассвете умру. Идите домой и не плачьте. – Он строго посмотрел на Анну и Сентябрину. – Чайку согрейте мне напоследок крепкого и оставьте на тумбочке. А больше мне ничего и не нужно. Не говорите никому – я не хочу, чтобы сюда приходили. Умирать человек в одиночестве должен. Посторонним не место здесь.

Я схватила старика за руку и крепко сжала.

– Без тебя, дедушка, Ямово сложно представить, – призналась я с горечью. – Ты один помнишь его предков, помнишь легенды и сказания, его беды и несчастья…

– А ты, золотце, запиши на бумагу эти истории, – посоветовал Кузьма. – Чай, грамотная, раз сама книжки пишешь. Расскажи о Ямово людям – пусть подумают о жизни своей. Ямово – это наша душа, душа темная и загадочная. Мы сами это село создали, и оно впитало в себя все наши недостатки, наши горести и злобу. Мы хотим уехать, сбежать, мы проклинаем Ямово и друг друга. А пора бы уже понять, что от себя не убежишь, и исправиться. Радуйтесь, детки, любите, смейтесь… И, может быть, еще удастся спастись и возродить наше село.

– Ты боишься умирать? – тихо, пугаясь своего вопроса, спросила дедушку Сентябрина.

– Уже нет, девонька. Я своих родственников вижу. Мать свою, отца, старших братьев. Они улыбаются, зовут меня. Если они там со мной останутся – мне не страшно…

– А жену свою видишь? – спросила любопытная Сентябрина. Я видела: она все еще мучится, и ей хочется быть уверенной, что хотя бы после смерти она будет вместе с Никитой.

Дед Кузьма ничего не сказал, только протянул дряблую руку, чтобы погладить девушку по голове.

– Он ведь о любви говорил, – произнесла Сентябрина, когда поздней ночью мы понурые возвращались домой. – Говорил, что Ямово спасет любовь…

– Ха, как мой отец, – вставила, очнувшись от своих мыслей, бедная Анна. – Он считает, что любовь и вера возродят Ямово.

– Возможно, они правы, – сказала я.

– Тогда почему дед Кузьма жену свою не видит? – продолжала Сентябрина. – Не любил он ее, что ли?

– Ты жестокая, – вступилась я за любимого дедушку. – Просто он с нами не хочет об этом говорить. Не нашего ума это дело. И потому, Сентябрина, он тебе не ответил, что хотел показать: настоящая любовь молчалива, и незачем кричать о ней на всех перекрестках.