Сглотнул и тяжело вздохнул.
Его скулы покраснели, будто, глядя на нее, он допустил какие-то неприличные мысли. Взгляд на мгновение опустился, а после держал ее на прицеле уже непрерывно.
– Что? Что случилось?
Он снова сделал шаг вперед. Затем второй. И… третий, прижимаясь совсем вплотную.
Невзирая на позднее время, в одной из комнат первого этажа негромко играла музыка, из другой – доносился смех, совсем рядом кто-то курил в открытое окно, и к ним доплывала горькая табачная дымка. Но Ника чувствовала и слышала только теплое дыхание Градского.
«О… Господи… Боже… мой…»
Сердце Сереги стартовало. Замолотило, как одержимое. Если оценивать его эмоциональное состояние – он в хламину.
Обхватил руками ее лицо, и все ощущения одним резким мощным скачком усилились. Почувствовал, как от Ники пошли ответные импульсы. Полетели, словно выстрелы. И все – прямо ему в сердце.
Трезвые мысли растворились. Осознал, что бороться с эмоциями, которые она в нем воссоздала, бесполезно. Словно бой с тенью: что ни делай, они останутся внутри него.
Навис над ней. Придвинулся непозволительно близко. Касаясь лицом ее лица, медленно и глубоко вдохнул. Она же зачастила со своими сладкими горячими вздохами.
Дрожь, словно электрический ток, пронеслась вдоль его напряженного тела. Располовинила. Парализовала.
– Сережа...
Грубые пальцы осторожно очертили хрупкий заостренный подбородок. Воздух застопорился в горле Градского и вышел со сдавленным шипением, когда он ощутил, как губы Доминики задрожали. Словно безумный маньяк, медленно прошелся пальцами по нижней мягкой плоти, затем – по верхней, очерчивая чувственный изгиб ее рта. Изгиб амура – узнал из чужих стихов. Узнал и забыл. А в это мгновение… Губы Плюшки – самый совершенный плод. Чистое искушение.
– Се-режа… – да она уже задыхалась.
– Вдохни поглубже, – проинструктировал хриплым голосом.
И едва она сделала вдох, впился ртом в ее губы. Эмоции, которые разлетелись внутри него, невозможно было осилить. Он кое-как их идентифицировал, большей частью не понимая того, что с ним происходит. Горячие дурманящие импульсы запульсировали по венам. Сердце разнесло, до боли расперло грудную клетку.
Чрезвычайная потребность, даже не в сексе, в безграничной близости, снесла Градскому голову. В ход пошли руки. Двинулись вниз по плечам Ники, задержались сначала на талии, потом – на обтянутых тонкой тканью пижамных штанов бедрах. Сминая пальцами широкий подол футболки, скользнул под хлопок, невесомо касаясь голой кожи. Доминика задрожала, крепче вцепляясь в его плечи. Сдавленный стон вырвался из ее горла и завибрировал на его нетерпеливо движущихся губах.
Градский тормознул, тяжело заглатывая воздух. Посмотрел в ее чистые широко распахнутые глаза.
«Красивая нереально просто…»
Умолял свой член не реагировать, но, увы, не мог скрыть своего сексуального возбуждения. Прижавшись к девушке, совершенно безотчетно и определенно слишком откровенно двинул бедрами, потираясь о ее живот вздыбленным органом.
Ника ахнула – отчасти шокировано, отчасти взволнованно.
В пылу адского возбуждения Града подмывало умолять позволить ему ее тр*хнуть. Если бы помогло, готов был опуститься на колени.
– Только не злись, – лихорадочно выдохнул, качнувшись вперед, чтобы прижаться к ее щеке своей. – Скажу, как есть. Обещай, что не убежишь.
– Мы что… только что целовались? – спросила, будто осознание реальности лишь дошло до нее.
– Ну… да. Мы целовались. Не кричи только, – на всякий случай уперся руками в стену по бокам от нее. – Я тебя все равно не отпущу.
– Я… – ее голос сорвался, и Градскому показалось, что она пытается сдержать не злость, а рыдания.