И с тех пор Вовка для всех из просто Володи превратился во Владимира Ивановича, исключая Николая, для которого он мог оставаться, как и прежде, и Володей, и Вовкой и Вованом.

Оклад у Васильева в кафе был, ясное дело, невысокий, зато сама по себе подобная должность, в брежневские времена наступавшего тотального дефицита, приносила немалые доходы, многократно его превышающую, и к тому же опутывала всевозможными полезными связями. Кроме того, Володя не был жестко привязан к рабочему месту, и располагал достаточным временем, чтобы потратить его на личные дела, в частности, на заботу о Кире, на поддержание здоровье которой сэкономленное рабочее время было, как нельзя кстати востребовано, впрочем, как и полученные помимо зарплаты деньги на приобретение дорогих, дефицитных лекарств.

Так что в этом плане Васильева всё устраивало, и он ни в какую инженерию, ни на какие предприятия имени Серпа и Молота, где бы мог реализовать полученные в институте знания, совершенно не стремился.

И, вообще, все остальное у новоявленного директора кафе получалось как-то легко, как-то само собой. Так, не прошло и полугода, как он купил матери, к тому времени вышедшей на пенсию, отдельный дом в деревне Бугры, правда, к тому времени уже вошедшей в черту города. И этот старинный, рубленный, но все еще добротный дом, построенный каким-то купцом еще в царские времена, стоявший на отшибе поселения, был скорее похож на богатую загородную дачу. К тому же располагался он в живописном месте – межу тихой речушкой Тула и, широко раскинувшейся окрест и тогда еще почти девственной, словно дикий лес, березовой рощей.

Правда, тут не обошлось без некоторой накладки – одним углом усадьба вклинивалась в заброшенное кладбище и даже вобрала в себя какой-то столетний, полуразрушенный склеп, с давно замурованным входом, разрушенными надписями и орнаментом, из коих остались различимы лишь несколько мраморных двуликих горельефных фигурок. Однако Володю, впрочем, как и, прежде всего, саму тетю Пану, близкое соседство с покойниками не смущало. Зато на территории усадьбы была новенькая, только что отстроенная прежними хозяевами, банька, большой огород и обширные плодовые посадки малины, крыжовника и смородины. Да и тетю Пану, проведшую детство и юность в деревне, гораздо больше привлекала возможность поковыряться в земле, чем обращать внимание на смиренных усопших.

Таким образом, Володя решил сразу три больших дела – купил себе с Кирой жилище, матери дом и оставил младшего брата единоличным хозяином в их прежней квартире. К сожалению, тете Пане недолго пришлось порадоваться деревенскому уюту – не прошло и года после переезда на новое место жительства, как она скоропостижно скончалась, и Володя стал использовать осиротевший дом как дачу. Теперь, в летние месяцы, они с Кирой, в основном, обитали там. На Киру тамошняя, во многом еще, деревенская, неторопливая, без излишней суеты и шума, жизнь действовала успокаивающе, и особенно благотворно влияли на нее одинокие прогулки по живописной роще и кладбищу.

И сейчас Николай, собираясь звонить Володе домой, опасался не застать Васильевых в городской квартире, а в Бугринском особняке телефона у них не было. Но, к счастью, Володя был на месте и скоро должен был сюда приехать.

Мысли Николая вернулись к Ксении, и тревога за нее все сильнее нарастала в его душе, словно снежный ком, пущенный с горы. Он прошел на кухню и снова налил себе полбокала рома, чтобы сбить стресс. Но не успел он его допить, как в дверь позвонили, и Николай, не выпуская из рук ром, пошел к порогу.