Бабом они называли бригадира. Фамилия его была Бабич. Он производил ее от какого-то славного предка.

– Он что же, разбирается, хозяин?

– Наверно, раз торгует.

– Вот видишь, у него в руках формы тонкой работы, у тебя кетмень. Почему? А ведь ты не моложе его. Он имеет дело с информацией, причем не сам ее получает, присоединяя новую к старой, но всего только обращает на рынке, крутит колесо отношений. Провернул движением языка – посыпались деньги. Мы приставлены к массе, находимся у начала координат. Он силою своего ума отнесен к окрестности.

– Это ловкость, никакая не сила, – угрюмо поправил Фай.

– Причем отнесен к ее глубине. Баб занимает середину радиуса.

– Какую середину! Есть несколько мелких подрядов. Этот вот закончим, опять начнутся простои. Будем чистить подвалы, носить раствор под стяжку где-нибудь за городом.

– Как влияют спутники, – продолжал Максим. – Ты ведь спрашивал.

– Влияют через расстояния. – Фай холодно улыбнулся.

Холод возникал из-за легкой асимметрии лица. Правая сторона – он был правша – шевельнула угол рта, левая осталась неподвижна. Максим давно обратил внимание: в открытой улыбке не было перекоса лицевых мышц. С возрастом у многих людей рот заметно провисал тем самым углом, который чаще прикасался ко лжи и сомнению.

– Ты меня не понял, – возразил он улыбке. – Битый час толкую об информации, она вложена в расстояние, через него и действует. Здесь работает правило рычага. Скажи мне, чему равен момент силы?

– Ее произведению на плечо.

– Ну вот, плечо – радиус, соединяющий Солнце с той самой ступенью окрестности, которую занимает спутник. Однако не радиус создает момент, а вложенная в него информация.

– Ты что же, отрицаешь пространство?

– Покажи его, – возразил Максим.

– Да вот оно, всюду, мы в нем находимся. – Фай свободной рукой указывал в разные стороны.

– Это все воздух.

– Хорошо, дальше воздуха. Какая-нибудь сфера. Не знаю: тропо-мезо-экзо.

– Чем дальше от поверхности, тем слой становится более разреженным, но ты не найдешь места без всякого слоя вообще. Да, конечно, состав меняется. Вблизи планет один, между ними другой. Еще дальше третий, все тоньше и тоньше. Ни пощупать, ни увидеть, и, может быть, только по запаху догадаешься, какой из них перед тобой.

– Пахнут? – спросил Фай.

– Слои, – повторил Максим, – от центра ядра чем дальше, тем легче: жидкость, газ, корпускулы, поля. Тяжелые и мутные сферы сменяются прозрачными и почти бесплотными, но материя нигде не прекращается. Наоборот, от самой малой рассеянной и неуловимой вдруг начинает сгущаться, пока не станет новым ядром. Где тут пространство?

– Все то, что ты перечислил.

– Нет, это сферы, одна в другой. Топографическая карта расписана горизонталями. Чем выше местность, тем гуще горизонтали. На равнинах они раздвинуты широко. Вот модель так называемого пространства. Сжатие и растяжение, но не пространства, а вещества. При этом сжатие совпадает с накоплением массы. Сборка и сгущение материи направляют ее развитие внутрь. Там происходит главное. С внешней стороны она выглядит малоподвижной и информационно пустой. Разрежение есть, напротив, источник всех различий и любой комбинаторики. Мир представлен совокупностью сфер. Все они не только единственны в своем роде как целое, но и внутри каждой нет одинаковых точек. Любая точка определяется двойной характеристикой: массой и информацией. Первая говорит о материальном субстрате, вторая о его движении. Устройство сфер или слоев таково, что в центре лежит ядро, на периферии собраны элементы качества. Их взаимодействие рождает богатство системы.