– Ой, Вера! Его вообще ничего не волнует. Будь у нас деньги, может, мы зажили бы по-другому? А так, нет. Сидим друг у друга на голове, как в курятнике.

– Да, внутри места маловато для пятерых, но зато у вас прикольно. Снаружи дом как дом. Да, староват, деревянный, издалека даже мрачный, но зато внутри не всё так печально. Я такую планировку ни у кого не видела. Вы печку переделали, которая была на пол дома. Теперь это у вас прихожая, а не кухня. Кухню же вы из кладовки сделали. Молодцы, – подбадривала Вера, поглаживая своими тонкими пальцами подругу по руке.

– Если сравнивать с такими старыми домами, то да. Я согласна, у нас прикольно. Отчим из одной комнаты сделал две. Правда маленькие комнатки получились и двери он только в свою спальню поставил. Может, если бы в бутылку меньше заглядывал, то и детям на дверь хватило бы. Вообще-то, Верочка, я не жалуюсь. Просто меня раздражает, что всё упирается в деньги. Меня никто не понимает, а я устала спорить. Я всё вижу в другом свете. Разве за деньги здоровье не купишь? Как по мне, так это враньё! Когда маме были нужны лекарства, где она их брала? Они не из воздуха появлялись. Не за красивые же глазки ей давали таблетки в медпункте, а за деньги или в долг. Мама из долгов не вылазит. Были бы у меня деньги, я бы вообще с ней отсюда свалила. Я ненавижу эту деревню. Сколько здесь живу, всегда мечтала отсюда свалить.

– А что, у вас совсем нет родственников? Вам некому помочь?

– Нет, – покачала Вероника головой. —Мама одна. Она только на себя рассчитывает. Отчим алименты не платит. То, что Ваня зарабатывает – это только его деньги. Хотя вкусно он любит поесть. Ещё я тебе скажу, что ему сложно угодить. Он же носом крутит. А что снова суп приготовила? З*** эта картошка! А что другого нет? Сколько можно это жрать? Если хоть какую-то копейку даст маме на хлеб, то потом упрекает при каждом скандале. Мама поняла, что лучше у чужих людей возьмёт в долг, чем у него. К нему невозможно обращаться за помощью вообще.

Вера смотрела с изумлённым видом, бедняга прочла в её глазах непонимание и дикость.

– Да, ну н***! П***! Почему он такой?

– Тихо! Не матерись, Вера! Я же попросила тебя!

– Ой, забыла, Ника! Прости, – закрыла она рот рукой.

– Я не знаю почему? Я не понимала его ненависть и жестокость. Он с раннего детства начал обижать меня. Пока Люся была дома, она заступалась за меня.

– Вот, п***! Ника, это же ужасно! – выпалила Вера и, нервничая, отстранилась от спинки лавочки, как от огня. – Много тебе от него доставалось?

– Я со счета сбилась, сколько раз он меня обижал. Я боялась дома оставаться с ним наедине. Когда мама уходила на работу, я всегда испытывала панический страх. Первые пятнадцать минут были самыми жуткими. Если он в течении этого времени меня не бил, то я всё равно находилась в напряжении до прихода мамы или сестры. Я не знала, чего от него ожидать. Ты не представляешь, как медленно в такие моменты тянулось время.

Вероника видела, как подруга хочет выругаться и сдерживает себя из последних сил. Она вытаращила от удивления глаза, всё-таки выругалась:

– О***, Ника, ты никогда не рассказывала мне об этом. Это п***… Слушай, мне было всегда интересно, а где ваш отец? Почему твоя мама одна?

– Мой отец спился, и он был тираном ещё тем. Скорее всего, Ваня унаследовал что-то от него.

Подруга положила руку на грудь и умоляюще посмотрела на бедолагу.

– Ты меня прости, конечно, я не хочу тебя обидеть, но куда твоя мама смотрела?

– Вера, ты знаешь, что я ей задавала такие же вопросы. А она говорит, что отец изначально не был таким. Он после санатория начал выпивать. Его ансамбль приглашали на свадьбы. Он руководителем духового оркестра был. Мама говорила, что он умел играть на всех духовых инструментах. Там соблазна выпить было много. Со временем у него из-за пьянок начала съезжать крыша. Он ревновал маму ко всем и избивал ни за что. Однажды он сломал ей нос.