Когда я стал доктором наук, то уже было логично, что я возглавил лабораторию после смерти Сергея Евгеньевича Клейненберга. Я продолжал заниматься популяционной морфологией. Мне опять же повезло, что я продолжал работать с Тимофеевым-Ресовским, еще более увлекся этой работой. Видимо, и Тимофеев увидел во мне какой-то интерес. Какой? Развитие какого-то направления, интересного для науки. Он наверняка тяготился своей изоляцией, тем, что жизнь заставила его сузить рамки научных интересов. Он ведь и у Кольцова, и в Германии занимался биологией очень широко. Пришел к формулировке микроэволюции. А потом начались военные годы в Германии, потом – советская шарашка, Миассово, лаборатория радиобиологии Уральского филиала Академии наук, Радиологический научный центр в Обнинске, где он возглавил отдел радиобиологии. Все это время он работал в узкой области радиобиологии. А он был зоологом, и я для него был выходом в зоологию, так же как Николай Глотов был для него выходом в ботанику.

К Тимофееву я уже тогда относился с пиететом и благоговением. Он рассказывал мне о микроэволюции, и мы вместе с ним написали брошюру про микроэволюцию для общества «Знание». И вот потихоньку мы двигались в этом направлении, и естественно возникла идея не просто научно-популярной брошюры, а обзора современного эволюционного учения. И вот мы: Коля Воронцов, я и Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский – решили сделать такой обзор. Тимофеев – как генетик, мы – как зоологи объединились и написали «Краткий очерк теории эволюции», который оказался невероятно популярным. Он был издан сначала в СССР, потом в Германии. Эта книга до сих пор считается классическим обзором по эволюционной тематике.

Как мы работали? Основная тяжесть организационной работы легла на меня. Мы сели втроем и составили подробный план, что, как, когда каждый делает. На Воронцове была меньшая часть. На мне с Тимофеевым-Ресовским – большая часть. Я ездил к Тимофееву в Обнинск трижды в неделю и фактически в этот период работал только с ним. Борис Львович Астауров, который был директором института, сквозь пальцы на это смотрел. У меня был проездной билет. Я утром садился на электричку в семь утра и в девять был уже в Обнинске.

Тимофеев жил с женой, Еленой Александровной. Он ее называл Лёлька. Она умерла раньше, чем он. И он говорил: «Мне жить бессмысленно без нее». Они с Лёлькой были абсолютно удивительной парой. Она о нем заботилась, он в ней души не чаял. Это было чудо что такое.

Когда я приезжал, мы завтракали с Тимофеевым и садились работать. Я ему рассказывал кусочек текста, который мы должны были писать. Я же просматривал научную литературу, приносил Тимофееву новые данные, потому что он не мог читать – у него была пеллагра. Он только с большой лупой читал. Он ходил, слушал, задавал вопросы, иногда ворчал. Потом наконец садился и говорил: «Ну а теперь – пиши». И выдавал готовый текст на полстраницы или даже на страницу, а я на машинке за ним записывал. Если мне было что-то непонятно, я тоже ворчал, а он мне: «Ты что, не понимаешь, что ли! Ну ладно, пиши еще!» – и снова выдавал кусок текста. Я забирал в Москву написанный кусок текста, уезжал, думал над ним, возвращался через день уже с вопросами по этому тексту и с наработанным материалом по другому тексту. Так мы и работали страница за страницей. Каждую неделю, наверное, получалось у нас около 10 страниц текста. Я работал с огромным напряжением и невероятным интересом.

Смотреть литературу мне было легко, потому что мне это нравилось и потому что у меня был огромный запас литературы – я, пока был «неосте-пененным», писал рефераты научных журналов. Это был источник заработка. За каждый реферат платили. А если было много рефератов – приличная сумма выходила. Половина рефератов была бессмысленна для меня, только для общего образования. Но я просил: «Присылайте мне статьи по изменчивости, по генетике, по популяциям». У меня был огромный запас научных статей, и все это лежало по полочкам. Свободного доступа к научной литературе в СССР не было. Были разрешенные журналы и лимиты у каждой библиотеки на выписку этих журналов. Проблема с научной информацией была огромной. Но Институт научной информации закупал все абсолютно научные журналы, по материалам которых делались рефераты. Каждый реферат – 10–15 строчек по большой статье. Потом эти рефераты публиковались в реферативных журналах: «Физиология животных», «Физиология растений», «Иммунология», «Зоология позвоночных», «Охрана природы». Были десятки реферативных журналов – РЖ. Подписаться на РЖ библиотеки уже могли, это стоило дешевле. Я был одним из тех, кто писал вот эти рефераты. Я писал по текстам, написанным на английском, болгарском, сербском, польском языках.