Мой отец видел Ксюшу, но особого значения не предавал, как, в принципе, и всему, что происходило в моей жизни прямо у него под носом. Он скорее всегда единственный человек, который относился к нашей дружбе никак. У него не вставал вопрос веры в мужскую и женскую дружбу, ему просто было наплевать. И я был благодарен ему за то, что плевать ему было на все и всегда, а не выборочно на то, на что ему удобно было плевать.

Дотронуться до Ксюши в момент алкогольного опьянения означало лишь доказать, что мнение общества было правомерно. Это был бы конец. Мы бы не смогли больше дружить. Я бы немедленно прослыл бегающим за ней Тузиком, а она – горделивой дамой на выгуле с собачкой. Это не та репутация, к которой я стремился. Я был готов быть ее другом, осознающим ее половую принадлежность, но не парнем. Да и вообще, я не любил ее. То, что у нее появилась грудь вовсе не означало появление любви с моей стороны.

Впервые я увидел Ксюшу с новой стороны в январе следующего года. С той стороны, с которой раньше никогда не видел ее.

Я в очередной раз находился в одиночестве, отказавшись от перебежек между домами к знакомым. Зимняя погода никогда особо не впечатляла меня. Я всегда больше любил позднюю весну. А вот с зимой у нас сложились нестандартные отношения. Я пока не понимал, как можно любить спящую природу, укрытую зимнем саваном. Как можно любить сомнительную тишину зимы, напоминающую кладбищенскую. Мне, как и любому ребенку, до какого-то возраста было наплевать на времена года. Зимой я обожал кататься на фанерах и картонных коробках с обледеневших гор. Падать головой в сугробы, чувствовать, как холодный снег забивается за шиворот и извиваться от внезапного льда на разгоряченной коже. Лепить снеговиков и нерушимые крепости, играя в войнушку. А как же волшебные сосульки? Я просто обожал лизать их. Если я находил огромные сосульки, они немедленно становились моим мечом. Жаль, только что от одного удара они разлетались на осколки.

Но как только я перестал играть во все это, зима перестала меня интересовать. Чем еще может завлечь зима, если ты уже перерос эти игры?

Мои бессмысленные занятия разбил в пух и прах звонок моего мобильника. Ксюша. Я даже успел вздохнуть. Ксюша, наверное, хочет вытащить меня на улицу, половить ртом падающие снежинки. Или! 30 января – день ее рождения. Значит, хочет пригласить. А я так не хотел. Я не хотел никуда идти. Подарка у меня все равно не было, а самодельные открытки я устал лепить. К тому же, они больше никому не были нужны. Раньше, в младших классах, Ксюша радовалась моим открыткам, чмокала их, прижимала к себе. Но потом с каждым годом она показывала все меньше эмоций, но открытки принимала. Я знал, что Ксюша хранила их все до единой.

Я, обездвиженный собственными мыслями, смотрел на мобильник, так и не решаясь взять его и ответить. Звонок умер. Экран погас. Я продолжил наблюдать за аппаратом. Ксюша обязательно перезвонит. Она не понимала и не принимала того факта, что человек не хочет в данный момент общаться. Ксюша всегда хотела общаться. Но, к моему удивлению, повторного звонка не поступило. А вот это уже было странно. Вместо предсказуемого звонка я получил непредсказуемую смс. Сообщение, написанное без единой ошибки, словно экзаменационное школьное сочинение заставило меня перезвонить ей самому.

– Что случилось? – спросил я. В ответ тихие всхлипы, завывания, изредка прерываемые цинковой тишиной. Но ответ так и не последовал. Тогда, слушая неестественные звуки человека, пораженного вселенской скорбью, человека, который ранее всегда говорил только о счастье, радости и веселье, я почувствовал, как у меня в груди пустеет. А затем пустота, набрав оголтелую мощь, надавила на меня и что-то упало вниз. Каждый вздох мне казался невозможным, но я продолжал дышать. Почему-то мне стало страшно.