До боли знакомый кабинет, плотно закрытая дверь и темноволосая женщина, стоящая на коленях у окна. Два бугая в костюмах возле неё, один держит женщину за волосы. Растрепанную, помятую, с заплаканным лицом… Какой ужас! Надя, дорогая Надя, всегда веселая и поддерживающая, с такой доброй улыбкой и мягким взглядом светло-карих глаз!

- Надежда Викторовна!… - воскликнула я. - Господи! Отпустите её!

Я, было, рванула вперёд, но Костя, лишь сильнее перехватил мою руку.

- Итак, - сказал Самойлов, прищурившись и одаривая несчастную Надежду презрительным взглядом. – Я по своей исключительной доброте разрешил Ане наблюдаться у Вас, Надежда Викторовна, проходить обследование в этой вашей шараге… И что? Вы уже год водите меня за нос. Последние полгода мы не вылезаем из обследований: всё хорошо, всё замечательно. А оказывается, что Аня просто предохраняется и поэтому… ПОЭТОМУ у нас ничего не получается. Я весь извёлся. Я, можно сказать, покрылся позором среди чутких и уважаемых людей, среди моих друзей, родственников…

«Господи, какой же ты придурок! – не сдерживая слёз от жгучей обиды и презрения, подумала я. – Хоть кто-то должен найти на тебя управу, Самойлов! Хоть кто-то…»

- Вели им отпустить Надю! – разрыдалась я окончательно, едва не падая.

Костя меня тут же подхватил и легонько встряхнул, ставя на ноги.

- Вам, Надежда Викторовна, очень повезло, что я люблю свою жену и по своему великодушию прощаю ей всё, - сказал Самойлов, глядя на врача с насмешкой. – Даже то, что Вы совершили. Поэтому отпущу Вас. С миром отпущу. А так как главврач клиники друг моего отца, который ничего не знал о том, что здесь происходит, репутация его клиники не пострадает. В отличие от Вашей. К этому я руку приложу, уж поверьте мне.

Я вдруг почувствовала, как мне не хватает воздуха. Схватилась за горло, падая на колени. Это ведь всё из-за меня… Из-за меня… Господи…

- Аня… - прошептала Надежда, глядя на меня. – Аня…Ты не волнуйся, Анечка…

- Да, ты не волнуйся, Аня, - зло процедил Костя, рваным движением поднимая меня с колен и подтягивая к себе. – Ты же знаешь, мои люди мягко приложат свои нежные руки для парочки ударов, которые послужат этой женщине уроком за её ложь и обманку, которую вы с ней устроили. И за все мои нервы тоже. А потом мы её отпустим, Аня. Врачом ей, конечно, больше не работать. Вообще в медицине. Но это всё меркнет и бледнеет по сравнению с тем, что тебе, моя хорошая… - Костя повернулся ко мне, с силой ухватывая за подбородок и приближая свое лицо к моему. – Достанется ещё больше «нежностей». Только уже лично от меня. Так и знай.

- Отпусти её, - прорычала я в бешенстве, не узнавая собственный голос. Что-то словно бы дало мне силы – я с силой заметалась из стороны в сторону, отталкивая Самойлова. – Отпусти! Её!

- Дрянь! – выдыхая, удивленно выругался Костя.

- ОТПУСТИ! – заорала я, словно сумасшедшая.

Горло заболело, словно разодранное. К Самойлову, пытающемуся меня удержать, подскочил один из бугаев и вцепился мне в волосы.

- Не трогай её, болван! – Взорвался Костя, отвесив ему оплеуху. - Я сам с ней справлюсь!

Самойлов выволок меня из кабинета, развернул к себе и влепил звонкую пощёчину. От боли, обиды и ненависти я сначала потерялась, но Костя, крепко схватив меня за плечи, тут же вцепился мне в волосы на затылке, а затем рьяно поцеловал. Это был властный, подавляющий, какой-то совершенно унизительный для меня поцелуй. В эти секунды я ненавидела его всеми фибрами души.

- А теперь нам пора, - прошипел Костя, сжигая меня своими потемневшими карими глазами. - Будем перевоспитывать тебя. Дома. Там, где нам никто не помешает.