– Что ж, сам дед будет выбирать тебе жениха. Значит, выберет действительно лучшего! – заключила знахарка. – А нам остается совсем чуть-чуть ему в этом помочь. – С этими словами она кивнула на кусок черного хлеба, лежавшего на подоконнике и на банку с молоком. Банка была пол-литровой, но самого молока в ней было еще меньше. – Значит, слушай, что нам сейчас нужно делать. Я буду читать молитву, а ты в это время должна съесть этот кусок хлеба и выпить немного молока. И при этом думай о самом заветном желании. Думай подробно о том, какого ты хочешь себе мужчину в спутнике жизни. Но учти, что молока должно остаться хоть чуть-чуть! Оно нам пригодится для второй части.

Мирослава кивнула. И пока знахарка, стоя у нее за спиной, тихо и напевно читала молитву, давилась этим безвкусным хлебом и молоком. Справилась со своим заданием она быстро, мысленно радуясь, что додумалась отрезать небольшой кусочек ржаного хлеба. Правда, сконцентрироваться на мыслях о возможном муже у нее получалось с трудом.

Смирнова вообще сначала хотела спросить у знахарки о том, нельзя ли ей помечтать сейчас о чем-нибудь другом? Например, о собственном доме. Но вовремя вспомнила, что вообще-то из-за не сложившейся личной жизни она и пришла сюда. Поэтому решила помечтать о прекрасном принце, хотя, нет, о принце в ее возрасте как-то уже было не серьезно мечтать. Поэтому наделила кандидата в спутники жизни титулом герцога. Вот почему-то ей всегда герцоги нравились больше, чем всякие там принцы и короли. Как-то более солидно звучит, что ли. Да и о герцогах не так много женщин мечтает, чем о венценосных персонах.

Мирослава пыталась думать отвлеченно. Но не о ком-то конкретном, а просто о человеческих качествах, которыми должен быть наделен ее суженый. Правда, в мыслях несколько раз промелькнул образ Алексея Беркова. Однако Смирнова быстро прогоняла эти мысли, не желая мечтать о чужом мужчине. В итоге образ у неё получился каким-то размытым, со стандартными критериями: чтобы не пил, не бил и любил. Досадно как-то стало, что у нее совсем не получилось сконцентрироваться на мыслях, ведь те, вредные, то совсем уплывали куда-то вдаль, то возвращались к сероглазому грубияну.

Затем Мирославе пришлось посидеть еще немного, стараясь не уснуть под монотонное бормотание знахарки. Кажется, Лариса Павловна осталась ею довольна.

– Это мы тебе сейчас нашептали на суженого. А теперь будем шептать наудачу. Я буду говорить молитвы, а ты повторяй их за мной, – мягко пояснила Лариса Павловна.

Смирнова кивнула и, внимательно вслушиваясь в каждое слово, повторяла за знахаркой. Молитву они проговорили три раза, после чего Мирослава закрыла банку крышкой и убрала ее в свою сумочку.

– Ну, всё, моя милая. Всё, что нужно, мы сделали. Теперь осталось только верить и ждать, – добродушно заключила знахарка.

– А моя мама? – снова вернулась к волнующему ее вопросу Мирослава.

– И у нее все будет хорошо. Но если тебе все же тревожно за нее, можешь в любой момент привезти ее ко мне. Посмотрим, что у нее – развеем твои сомнения.

– Спасибо вам большое, Лариса Павловна, – искренне поблагодарила она.

– Молоком не забудь на ночь умыться, – дала последнее напутствие знахарка.

Мирослава молча кивнула, оставила плату за прием и, попрощавшись, вышла. Удивительно, но голова на этот раз совсем не болела. Вместо этого она чувствовала легкость во всем теле. Какое-то непонятное чувство или предчувствие, что все будет хорошо, зародилось у нее в душе.

Сев в маршрутное такси, Смирнова написала сестре, что все хорошо и что она уже едет домой. Затем она убрала телефон в карман пуховика и повернула голову вправо и посмотрела в окно. Несмело улыбнулась. Наверное, это была первая ее действительно беззаботная и искренняя улыбка за последнее время.