Корнелия явилась на час позже меня и тоже не могла оторваться от проклятого великана.

– Это здесь он сорвался, Веста?

– Да, вон у той сосны в расщелине, если верить вашему Пиньо.

– Неужели он туда долез?

– Это невозможно.

– А как же?

– Он спускался сверху.

– Зачем, боже мой?!

– Откуда я знаю, детка… пошли отсюда, не смотри на него долго, а то еще самой захочется залезть.

– Он как будто живой, этот утес!

– Идем!

Мы взяли коней под уздцы и вышли на узкую лесную тропинку, которая вела к моей старой избушке. Избушка состояла из одной только комнаты с маленькой печуркой, кроватью, столом и двумя табуретками, под потолком висели сушеные травы, в углу стопкой лежали дрова.

Я растопила печку, сходила к ручью за водой и поставила котел на огонь. Корнелия покорно лежала на кровати и грустно смотрела на меня.

– Мы с тобой вдвоем в такой глуши, – сказала она, – здесь никого не бывает?

– Никого. Можешь раздеваться.

Она разделась и снова легла. Тогда я налила из фляги в кружку свой отвар и в последний раз спросила, не передумала ли она.

Корнелия пила отраву спокойно и медленно, словно клюквенный морс. Я разрешила ей погулять полчаса, но она осталась в кровати.

– Веста, а у тебя правда не было детей?

– Правда, – кивнула я, решив полностью удовлетворить ее любопытство, – у меня не было детей, у меня не было абортов, у меня вообще не было мужчин. Женских трудностей я не знала.

– Но почему?! Разве ты не любила никого?

– Любила. Людвига-Леопольда… О, это был настоящий воин, не то, что теперь… высокий, крепкий как скала, смелый, благородный! У него были темные кудри и зеленые глаза… он погиб на этом же проклятом утесе, и я не успела узнать, что такое его объятья. Таких, как он, больше нет.

– Ты любишь только воинов, Веста?

– Я люблю настоящих мужчин. После Людвига-Леопольда мне все кажутся ничтожествами…

– Но разве можно всю жизнь прожить одной?

– У меня были приемные дети, а потом внуки.

– Но ты же понимаешь, о чем я говорю…

– Понимаю, – я усмехнулась и осторожно погладила ее по плечу, – видишь, я жива, и жизнь мне еще не опротивела, хоть некоторые и дразнят меня засидевшейся невестой…

Я позволила себе прикоснуться к этому юному прекрасному существу, которое всё еще продолжала считать неземным, и рука моя ощутила гладкость ее кожи, и шелк ее черных волос, и теплоту ее дыхания. Иногда мне казалось, что я смотрю на нее глазами Конрада, поэтому и восхищаюсь ею так незаслуженно. Вот и сейчас мне почудилось, что это не моя, а его рука прикасается к притихшей Корнелии.

– Странно, – сказала она тихо, – тебе сто лет, а ты совсем не такая старая… почему, а?

Я молча продолжала ее гладить.

– Я знаю, у тебя есть страшная тайна, и ты ее никому не рассказываешь.

– Да ты совсем дитя, Корнелия! У тебя до сих пор на уме сказки.

– Я просто ужасно не хочу стареть и хочу узнать твой секрет.

– Глупенькая, если б я такой секрет знала, я была бы сейчас так же молода и прекрасна как ты.

– А кто-нибудь помнит тебя молодой?

– Пожалуй, что и нет.

– А ты была красивой?

– В меня влюбился сам Людвиг-Леопольд.

– Надо бы взять у Леонарда ключи и взглянуть на твой портрет! – сказала Корнелия.

Я так удивилась, что даже отдернула руку.

– На какой портрет?

– Ну, на фреску у вас в подвале, где раньше была библиотека, а теперь барахолка. Ты разве не знаешь?

Конец ознакомительного фрагмента.