– Миера ведь в одиночку сражалась с Бернардером Валамбрез. – Отметил Эдвард.

–Но это лишь при условии, что Правители нам не солгали. – Баронесса никак не хотела изменить своего мнения.

– Да, – и в выражении лица Фредерика появилась жестокость. – И ныне мне всё равно, я убью любого, кто посмеет причинить вред Милидии и моему ребёнку, будь то хоть явный злодей, хоть двоедушный, коварный даритель лживых благ! Я клянусь Небом и Создателем, я верну свою жену, либо лягу во прах! За неё я вызову на бой хоть весь мир!

– Одумайтесь и не рубите с плеча! – Пылко воскликнул Артур. – Кто доказал, что это Правители принесли погибель господину Эвирлок?! Так враги ли они нам? А, как известно, без доказательств, нет и теоремы! А кто из Вас может доказать, что они убийцы, это слишком тяжёлое обвинение, чтобы так легко ими разбрасываться!

– И всё же, я думаю, нам следует быть осторожными. – Резонно заметила госпожа Риверс, как всегда искавшая компромисса. – Мы не можем доверять никому, из-за нашей опрометчивости уже итак случилось слишком много бед. Но и отвергать помощь, которую нам предложили, при данных обстоятельствах было бы просто глупо.

– Ты как всегда права, – Фредерик бросил девушке благодарный взгляд, гнев его уже утих, и он погрузился в свои тяжёлые мысли.

– С тобой нельзя не согласиться, – муж ласково поцеловал её в лоб.

Одна лишь Иванджелина обижено поджала губы и отвернулась от своих друзей, всем видом давая понять, что она осталась при своём мнении.

Глава 11. Ослеплённый.

Усилием воли она приказала себе не дрожать, от холода ей хотелось онеметь. Потайными ходами, а не с парадных дверей её привили в роскошные комнаты и отдали на попечение суетливым горничным. Все на одно лицо: с кукольными стеклянными глазами, туго собранными волосами, румяными щёчками, они проворно сновали по покоям, умывая, переодевая и причёсывая вверенную им Милидию. Сначала девушки молчали, но потом, осознав, что пленница принца их не слышит или, во всяком случае, не воспринимает их слов, они стали весело переговариваться между собой, шутить и смеяться. Когда же они совсем осмелели, они стали обсуждать саму Милидию.

– До чего же она бледненькая, вы только посмотрите на неё, девочки, – заметила одна. К чести отметим, что всё это говорилось без злобы, но, увы, и без участия. Они напоминали девочек, одевающих красивую куклу.

– Но ведь все аристократки бледные, Лили, – выговорила ей вторая.

– Да, действительно аристократка, даже полслова нам не сказала, – произнесла третья.

– Тише, она ведь всё-таки слышит нас, Нинет.

– И всё-таки, она красавица, какой свет ещё не видывал, – приговаривала Лили, расчёсывая каштановые волосы госпожи Фейрфакс.

– Нас бы одеть в этот бархат и в эти сапфиры, и мы бы были ничуть не хуже, – тихо, с завистью прошептала Нинет.

Милидия слышала её. Она содрогнулась и пронзительным взглядом карих глаз посмотрела на девушку. «Бедная, глупая девочка. Неужели она и вправду хотела бы поменяться со мной ролями? Нет, она не знает, о чём говорит».

Её красота была застывшей и печальной. Белая, как снег, холодная, точно лёд, надменная, как особа королевских кровей, она стояло перед огромным, во весь рост зеркалом. Её осанка, её стать говорили о неприступности нрава и величии души. Платье из ярко-синего бархата, под грудью подбиралось тяжёлым золотым поясом. Из-за сияния свечей, волосы отражались и точно нимб над головой светились червонным золотом, у шеи и лица напротив они тускнели и казались иссиня чёрными. Вырез на груди открывал дорогое ожерелье из сапфиров и золота, а дополняли его массивные серьги и венец. Хорошо обработанные камни поражали своей глубиной и чистотой, но куда глубже и чище были огромные глаза Милидии, окутанные таинством ресниц. В этих карих глазах можно было утонуть, как в омуте. Они возносили и чаровали, и в этом взгляде было сокрыто её сердце. О сколько скорби и несчастья было в её взоре, эта была растерзанная и распятая душа. Это были глаза ангела, свергнутого с неземной высоты в бездну ада.