Я тебя выведу на чистую воду, я заставлю тебя рассказать правду!

Одиннадцать месяцев мы не виделись… Два месяца этому ребенку…

МАТЕМАТИКА НА УРОВНЕ ПЕРВОГО КЛАССА НЕ МОГЛА ОШИБАТЬСЯ!

И поэтому мне очень хотелось задать этой бесстыжей блондинке вопрос. Один единственный, но такой важный:

КАКОГО *УЯ СВЕТА МОЛЧАЛА ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ?

Это что же получается, что я… так, я не понял… Получается, что папа… Я?

Она медленно и очень аккуратно положила малютку в коляску, накрыла тонким пледом и села на свое место. Как ни в чем не бывало, Света взяла в руки книгу и вернулась к чтению.

— Ты вроде вчера вечером обещал зайти в гости? — ее глаза на секунду вынырнули из книги.

— По-твоему, мы сейчас должны говорить об этом? Что, обсудить больше нечего? СОВСЕМ НЕЧЕГО? — да мой голос сорвался от негодования! Я захлебывался и эмоциями, и возмущением!

Я был вне себя от ярости и чувства несправедливости, ведь я столько всего упустил интересного в жизни СВОЕГО ребенка за эти месяцы! Первые слюни, первые сопли, первые какашки — чему там еще родители обычно радуются и умиляются, и выглядят при этом, как будто у них плещется кисель в голове вместо мозга?

Обида клокотала во мне в унисон со злостью. А на фоне всего этого восстания крепким ростком пробиралось счастье. Это что же, я папа? Охренеть, как это круто!

Я ПАПА! ПАПА Я! ПА-А-А-АПА!

— Глеб, тебе плохо? Воды? Будешь?

4. Глава 4 Глеб

— Твое самочувствие — это тоже ретроградный Меркурий?

Вскинув бровки, малышка поставила передо мной бутылочку с водой и уставилась в книгу. Скованными движениями я открутил крышку, которая тут же улетела под стол. Так, что она там сказала:

«Я ее укачивала час».

Это самое «ее» могло быть и малюткой, и крохой, и еще хрен знает чем. Но что-то подсказывало мне, что Света имела ввиду пол ребенка.

Её! Её, Рыжий! У тебя дочь! Дочь, которую ты так хотел!

Не веря своим глазам, я сидел напротив Светы, попивал водичку и ждал, когда в ней проснется совесть. Но ее зрачки продолжали бегать по строчкам, а до меня этой засранке не было никакого дела!

— Так и что, Глеб? Что помешало приехать вчера вечером? Видимо, рандеву с Юлией? Прощальный трах с секретаршей? Это сорвало твои планы?

И все-таки это ревность, пусть не отмазывается!

— Я не понимаю, ты сейчас серьезно? Света, а ты уверена, что нам больше поговорить с тобой не о чем?

— Ты прав, — она решительно отложила книгу и вздохнула так, словно ей было очень тяжко. — Надо с этим покончить. Раз и навсегда.

Я поднялся с мягкого диванчика, обшитого кожей, и подошел ближе. Я хотел увидеть младенца. Я жаждал посмотреть на свою дочь!

— Это мальчик или девочка? — все же спросил я, глядя на крохотный носик и пухлые губки.

— Василиса, — промурлыкала Света. — Ва-асечка…

— Девочка... — улыбнулся я во все зубы до трещин в уголках рта. — Глаза у нее какие необычные.

— Да. У многих детей при рождении они синие-синие, а потом меняются. Я раньше этого не знала. Видимо, ты тоже, — хихикнула Света. — Рыжий, у тебя такое лицо…

— Как интересно, — почесал свою рыжую «тыковку» я, не прекращая глядеть на крохотное продолжение себя.

— Это точно. Но, может быть, мы все-таки подойдем к делу, Глеб?

— А что, есть еще что-то? — я взглянул на нее мельком. Кажется, сделал это очень заторможенно. Да я собраться не мог! Руки не двигались, ноги подрагивали, язык онемел.

Н-да… малышка преподнесла мне сюрприз!

— Например, твоя подпись.

Да что же это такое-то?!

— Обойдешься! — несвязно произнес я.

Опять она за свое! Тут человек от счастья помирает, а ей лишь бы подпись содрать!

Я не мог оторвать взгляд от спящего миленького комочка. Это были такие непередаваемые ощущения, что я готов был прыгать по саду как сумасшедший, если бы пошевелиться мог! Да я бы сейчас вместе с Яном трезвый скакал на батуте и мне было бы на всех и все насрать! В таком состоянии у человека ни комплексов, ни стыда нет!