О том, что Дина уже нашла мне замену, от родителей умалчиваю. Не хочу порочить репутацию девушки. Не по-мужски это.

Натягиваю шорты, футболку, иду в ванную, потом на кухню.

На столе стопка блинов, пиала со сметаной, горячий заварник со смородиновым листом.

Зажимаю в зубах блинчик, прихватываю кружку чая, выхожу на веранду. Слышу голос матери. Она в саду с кем-то громко разговаривает по телефону.

Отцовская спина мелькает в стайке.

– Олег! – мама зовет отца. В голосе жалобные нотки.

Ждет, когда отец подойдет к ней. Что-то эмоционально рассказывает ему. Мне отсюда разговор не слышно.

Идут вместе в дом.

– Ромочка, доброе утро! Пойдем, покормлю тебя, – рассеянно зовет за собой.

– Я поел. Что-то случилось? – допивая чай, из-под обода кружки смотрю на родителей.

– Из агентства недвижимости звонили. Говорят, на бабушкин дом покупатель нашелся. Надо бы съездить вещи какие собрать, да вообще посмотреть, что к чему. А у меня розы, цыплята вот-вот вылупятся, оставлять боязно, а там, боюсь, за два дня не управимся.

– Так давайте я поеду.

– Нет уж, мы сами! Ты давай к Дине поезжай мириться.

Закатываю глаза.

– Мы не поссорились. Мы расстались. И поеду в деревню я! У меня все равно отпуск. Список составь, что оттуда забрать надо.

– Отец, ну хоть ты скажи ему! – умоляюще смотрит мать на отца.

– Да, – тот машет рукой. – Пусть делает что хочет.

– Олег! – с отчаянием. – Рома!

Не слушая излияний, оставив кружку на перилах веранды, разворачиваюсь и иду к себе в комнату.

Чемодан до сих пор не разобран – как чувствовал, не лез в него. Кидаю в спортивную сумку только мыльно-рыльное да прочую мелочь, какой пользовался эти два дня. Осматриваюсь напоследок. Моя комната в родительском доме с видом на сад всегда была моим островком спокойствия. Сейчас у Вселенной, видимо, произошел какой-то сбой. Ноги сами несут отсюда. Мысленно я уже в деревне, в бабушкином доме. Сама бабушка тоже там. Живая, веселая. И я, только что закончивший школу и уже попавший в списки поступивших в универ. Зеленый еще. Безбашенный.

Дом бабушка завещала мне и Кире – и вот покупатель. Надо ехать.

– Все, вещи собрал, если что – я на связи. Приеду, позвоню, – отчитываюсь, напяливая в прихожей кроссы.

– Рома, позавтракай хотя бы!

– Не хочу, мам, я перекусил.

– Подожди, я тебе с собой блинчиков положу!

Не отвяжется ведь.

– Жду.

Закидываю чемодан и сумку на заднее сиденье.

– Дозор, дружище, – треплю лохматую голову пса, – не скучай тут. Детей не пугай, родителей охраняй, чужих можно покусать, – последнее шепчу ему на ухо.

Дозор стоит передними лапами у меня на груди. Влажный розовый язык свесил меж клыков, дышит громко, а глаза грустные. Понимает, что друг уезжает.

– Я ненадолго, – обещаю ему.

– Вот, Ромочка, – мама сует в руки тяжеленький пакет.

– Ого! Куда столько?

– Дорога дальняя, пригодится. Тут и термосок с чаем, и блинчики. Бутербродиков еще настрогала.

– Спасибо, мам. Не стоило. Столько кафешек по пути.

– Да что эти кафешки! Одна зараза в них. А тут домашнее, вкусное… – голос подрагивает. Чуть-чуть – и расплачется, будто я на год уезжаю. – Я тете Стюре позвонила, предупредила, что ты приедешь, она порядок там наведет.

– Ага.

Пытаюсь вспомнить тетю Стюру – бесполезно. По рассказам матери она напротив бабушкиного дома живет, приглядывает.

Батя подходит.

– Аккуратнее там, – напутствует.

– Само собой. Ладно, поеду я. Привет всем передавайте!

– Передадим!

До поворота вижу в зеркале заднего вида фигуру матери. Ну вот, расстроилась.

Расстояние в сто пятьдесят километров преодолеваю без проблем. Ловлю кайф от дороги и одиночества, мозг расслаблен.