Из команты выбежали двое детей, погодки, не старше пяти лет. Увидев отца, они бросились к нему с радостными криками:

– Папа! Папа!

Мотоциклист присел на одно колено и обнял детей, обнюхав их волосы.

– Что ты нам принес, папа?

– А вот что я вам принес, мои ангелочки, – расплылся в улыбке тот и вытащил из кармана конфеты.

– Ура! Ура! – завизжали дети и сразу же стали шуршать фантиками.

Из комнаты вышла женщина в халате и платке на голове. Увидев Арсена, она остановилась.

– Здравствуйте, – промолвил Арсен.

– Здравствуйте, – ответила она смущенно и сразу же стала отчитывать мужа. – Опять у них зубы будут болеть. Балуешь ты их сильно.

– Да ладно, жена, – стал оправдываться мотоциклист. – Старые зубы выпадут, вырастут новые. Самое главное – видеть их радостные лица. Я ими живу и эти минуты встречи для меня – самые драгоценные, – он ласково гладил детей по головкам.

Жена встала возле стола, сердито глядя на мужа, и хотела было дальше ругаться, но постеснялась гостя.

– Что встала? Гостей не видела? – шутливо прикрикнул на нее мотоциклист. – Накрывай на стол.

Словно опомнившись, женщина побежала на кухню.

– Спасибо, я сыт. Мы же недавно поели, – стал отказываться Арсен. – Где здесь можно позвонить? Мой мобильный телефон так и остался на пляже.

– А толку от твоего телефона, здесь все равно не ловит сеть. Ты лучше сходи на почту.

– А там есть Интернет?

– Там есть телефон.

– Хорошо, я тогда схожу на почту. Попробую связаться редакцией.

– Но прежде выпейте чаю, – вышла из кухни женщина.

– Спасибо, я все же сбегаю пока на почту. Нужно позвонить начальству, а то меня уволят, – улыбнулся Арсен и направился к выходу.

– Мы ждем вас к ужину. Сильно не запаздывайте, – крикнула хозяйка вдогонку.

– Он у нас заночует. Так что ужинать в любом случае будет с нами, – заверил супругу хозяин дома.

Выйдя на улицу, Арсен пошел в сторону центра, куда ему указал мотоциклист. Солнце клонилось к закату. Пройдя немного, он оказался на открытом пространстве, которое было таким же необустроенным, как и другие поселковые улицы: ямы, колдобины, выбоины, вместо цветов всюду разраслись сорняки.

По краям площади висели щиты, на которых еле-еле различались цитаты из произведений писателей. Краска на проржавевших щитах обвалилась. Это, видимо, была площадь, на которой располагались несколько административных зданий, сложенных из белого силикатного кирипича. Они отличались от поселковых домов основательностью, монолитностью и некой… официальностью.

Рядом с самым крупным зданием, на котором красовалась вывеска «Администрация», у входа на стульях сидели старики. К ним подходили люди, здоровались за руку с каждым. Словно это был какой-то совет старейшин, решающий важные вопросы поселка. Старцы и сидели величественно, поглядывая на прохожих с высокомерной снисходительностью. Как обычно бывают снисходительны житейский опыт и бесстрастны прошедшие годы.

У них в редакции тоже был попечительский совет, который состоял из пожилых профессоров. Шеф не любил их, обзывая за глаза старыми болванами.

– Мудрость у каждого своя, – говорил он Арсену. – У кого-то мудрость удобная. У кого-то – субъективная. И только если собрать все эти личные проявления мудрости, то и получится объективность. Но впрочем, сумма субъективностей необязательно является истинной объективностью. Так что прожитый опыт ничему не учит, а наоборот, еще больше запутывает.

Но эти старики, видимо, были наделены коллективной и объективной мудростью, так нужной местной общине. В провинции их авторитет всегда был высок. Когда кто-то к ним обращался за советом, они долго думали, жевали табак, неторопливо совещались. И через какое-то время принимали решение. А проситель, рассыпаясь в любезностях, обычно что-то дарил им и уходил довольный. Над головами сидящих красовался плакат: «Мы служим своему народу. И в этом наше главное счастье».