Меж тем прошлись по богатому двору, по ровным тропкам около чистых хором. В хоромах тех было ажник три дома и соединялись те домки вроде как мостками – так подумала Ариша, не зная, что мостки называются галереи. Добрались неспешно до малого домка, взошли на крыльцо и расселись по велению матушки-боярыни на лавки, что стояли прямо под навесом у входа в богатое жилье.

Аришка крепко вцепилась в свой узелок с кружевами и сидела прямо, стараясь не опускать головы ниже, чем надо было для ее игры в тигру.

– Тебя как кличут-то? – сказала боярыня с небрежением, будто знать не знала, кто Арина такая.

Вот тут рыжая и поняла – как поставит себя с самого начала, так и будет до конца. Испугается тигры – будет чернавкой, а покажет, что она не холопка, то отношения будет иное. С таких мыслей, Аринка выпрямила и без того ровную спину, голову вскинула, но не горделиво, а с достоинством и посмотрела прямо в рыжие, хищные глаза Ксении:

– Арина Игнатовна Дорофеева, внучка ученого мужа, старого друга воеводы Медведева. Свекра твоего, матушка-боярыня. Он-то нас к тебе в городище и отправил. Вчера еще письмо писал, что приедем. Ай, не получили?

Ксения намёк поняла, но никак не показала своего недовольства, а добавила во взгляд презрения, и оглядела чистый, но скромный наряд Аринки. Сама-то боярыня одета сообразно своему чину: парчовый летник*, шапочка, расшитая жемчугом.

– Друг, говоришь, самого воеводы? А что ж внучка-то так скромно одета? – Ксения изогнула бровь соболиную и ждала ответа на свой грубый вопрос.

– Так не знала я, что дорогих гостей в добром дому встречают по одежке, – Арина глаз не отвела, но ручки, сжимавшие узелочек, дрогнули. А как инако? Все ж впервые супротив родовитой хозяйки пришлось держаться.

Боярыня Ксения брови насупила, губы поджала, но через малое мгновение лицо ее разгладилось, и улыбка тронула румяные губы:

– Молодец, Арина, хорошо держишься. Токмо не задавайся, нос не задирай высоко. Будет с тебя толк, возьму в обучение, – обернулась к дочери своей: – Марья, покажешь Арине хозяйство, дом. Да без озорства! Поясни все обстоятельно. А завтрева с утра ко мне, там и поглядим, кто и что умеет, а кому еще учиться надобно. Все, кыш отсюда, долгокосые! Дел невпроворот!

Аришка с трудом заставила себя не вскочить с лавки, постаралась встать чинно, а опять вышло непривлекательно и все через ее извечную торопливость и подвижность. Опомнилась уже на ступеньках, куда тянула ее дочь боярская, и оглядела узелок с подарком у себя в руках.

– Матушка-боярыня, не примешь ли в подарок? Дар-то скромный, но сердечный, – вернулась к лавке, где сидела еще Ксения и развязала узел, а там….

Женщины, есть женщины. Будь то чернавка или графиня какая ляшская, все одно – охоча до украшений, да нарядов. В руках у рыжей Аринки, на раскрытом платке лежала кружевная тесьма редчайшей красоты и цвета. Такую не зазорно было нашить на самый богатейший летник княжеский.

– Ариша, откуда красота-то такая? – Ксения взяла в руки тесьму и дивилась, а Марья тихо подошла, и встала рядом с матерью, разглядывала богатый подарок.

– Сама сплела, матушка-боярыня, – Аришка обрадовалась, что тесьма понравилась, однако лишней гордости за свою работу не выказала, и была права.

– Эва… Ну, Ариша, порадовала. Спасибо на таком подарке. Молодец, не безрукая. Такое умение и прокормит, и прославит, – внимательно посмотрела мудрая боярыня на рыжую и склонила легонько голову в поклоне, мол, дар принят и оценён.

Ариша поклонилась в ответ, мол, поняла, докучать боле не стану, и двинулась к ступенькам, а за ней потянулась молчавшая все время Марья.