– Мы ещё отомстим им! – прошептал Шестой и поспешил к своим всезнающим друзьям.

В зоне ожидания происходил явный переполох, какой бывает при лопающейся тишине. Будто только что перед Шестым стояла глухая стена из гладкого красного кирпича, как тут же она расползлась мелкими трещинами, из которых с оглушительным грубым басом просочился яркий свет. Так происходит при землетрясении – почва уходит из-под ног, здания покрываются ломкой паутиной и тут же разрушаются, оставляя под собой обломки хрупких стен. Лишь воспоминания, пульсируя барабанной дробью, остаются в неясных видениях. Каждый сновидец переходил от одного сгустка к другому, пытаясь выяснить подробности сегодняшней ночи. Но Шестой был слишком возбуждён и взбудоражен, поэтому, не замечая общего смятения, пронёсся мимо сгустка, лишь слегка задевая их оболочки своим ярким светом.

Его товарищи были спокойны, безусловно отличаясь от других сновидцев своим отрешённым видом и редким благоразумием. Даже услышав недовольные высказывания других сновидцев по поводу внезапного появления Шестого, они продолжали общаться, не обратив на него ни малейшего внимания. Сновидец с карманами взглянул на своих друзей и замер в оцепенении. Рядом с ними стоял тот самый новенький, которого на прошлой неделе забрали в зону забвения.

«Значит, – подумал он, – оттуда всё-таки есть выход! И это всего лишь глупые выдумки, что никто ещё не вернулся из злополучного места».

Он с интересом посмотрел на новенького, так легко вошедшего в избранный круг сновидцев, и перевёл взгляд на товарищей.

– Да нет же! – демонстративно заявлял Шестьсот первый. – Сновидцы не вправе бросать своих подопечных, всё-таки это зона ответственности, являющаяся неотъемлемой частью его самого. Представьте себе, что может произойти, если ребёнок недополучит счастливый сон? Да вся его судьба сместится в противоположную сторону.

– Никто не знает этой противоположной стороны, может, оно и к лучшему! – спорил с ним Пятьдесят девятый, пытаясь защитить своего друга от нападок старшего товарища.

– Мне тоже кажется, – перебивал его новенький, – что мы сильно преувеличиваем значение сна. Я не понимаю, что в этом такого, если одну ночь дети проведут без льющихся красивых мелодий и приятных сновидений?

«А этот новенький вроде неплохой парень!» – подумал Шестой.

– Да может, и ничего, – добавлял Двести двадцатый, придерживаясь стороны Шестьсот первого, – но то, что десяток детей не получили сны этой ночью, является подтверждённым категоричным ошеломляющим фактом!

– Это немыслимо! – возмущался Шестьсот первый. – Просто немыслимо!

– Скажите, – вмешался, наконец, Шестой, – может ли сознатель заполучить тень ребёнка, заменяя таким образом сновидца?

Друзья опешили, бросая друг на друга растерянные взгляды, будто мысленно ведя между собой разговор, при этом скрывая от Шестого мелкие подробности занимательной беседы. Тут же в зоне ожидания повисла гробовая тишина, показалось, что другие существа тоже притихли, чтобы услышать ответ на достаточно странный вопрос. Безмолвие охватило каждый уголок зоны ожидания.

– Я считаю, – прервал молчание Пятьдесят девятый, наклонившись к нему своей грузной массой, тем самым взяв на себя смелость рассеять всеобщую смуту, – будучи проворнее сновидцев, сознатели всё же могут овладеть тенью детей, но только в том случае, если ребёнок останется без снов. А точнее, без тех, кто эти сны ему дарит.

– Я так и думал! – встревоженно проговорил Шестой, нервно мельтеша между обликами многочисленных сновидцев.

– Понимаешь, – остановил его Пятьдесят девятый, пытаясь договорить начатое, – мы в какой-то степени являемся для наших подопечных защитниками, сторонниками их интересов, положительных эмоций и гармонии…