У него в невестах – трепетная осень,
Она в багрянец с золотом одета,
И для них на небе расцветает просинь.
У меня хандра от одиночества,
Меня зовут, а я не слышу голоса.
Но, когда не веришь в наветы и пророчества,
Не забудь, что есть на свете чудеса.

Упрёк

Я уснул за письменным столом,
И то ли в лунных бликах, то ли в отраженьях,
Я опять себя увидел слабаком
В своих самых главных объясненьях.
Это моя память – цыганка-лихоманка —
Мне же мои тайны продаёт,
И у меня с ней снова перебранка,
И она меня по новой упрекнёт.
Что не сумел переступить порог,
А что было, никогда не повторится.
Мне было дано, а я не смог,
И самому с собой не примириться.
А упрёк – как беспробудный сон,
Он ни в ноту и ни в рифму не ложится,
Он и гром, и колокольный звон,
А если и умрёт, то возродится.
Но я живой, блуждающий в потёмках,
И пусть это звучит, как некролог,
Я высеку на памяти обломках:
«Ты прости меня, что я не смог».

Утро

Над Мясницкой утро зацвело,
Побудку барабанит барабанщик,
Просыпается Бульварное кольцо,
Если дважды позвонил дедушка-трамвайщик.
Уже на Чистопрудном школьники галдят,
А карасище на пруду делает кульбит.
Уже и липы потихоньку золотят,
И шмель мохнатый над гортензией кружит.
Витрины с зазеркальем взялись поиграть,
А у скамейки голуби воркуют.
Они пытаются прохожим рассказать,
Как по бабушке-кормилице тоскуют.
Ждут горячий хлеб на углу у булочной,
Тут свой дух и свой ангажемент.
Здесь каждый дом в архитектуре переулочной
Имеет свой особый постамент.
Москва красива и чиста, как небосвод,
Поклонилась утренней Звезде.
Это значит, что Благая Весть придёт
По освежающей сентябрьской росе.

Чудеса

Здесь уже давно беспросветно серо,
Солнцу не хватает силы улыбнуться.
Всё вокруг настолько отсырело,
Что воробей не может отряхнуться.
Кругом дроблёный щебень вперемежку с глиной,
Под серым небом на самом крае света,
А добрая волшебница взмахнула пелериной
И ушла по краешку рассвета.
И свет явился, розовый и нежный,
Мы на него смотрели и влюблялись.
Он, как музыка Шопена, совершенный,
И все мы снова жизни удивлялись.
Нас удивляло всё, что неподкупно,
И пусть вместо точки будет запятая,
И всё пребудет просто и доступно,
Ведь мы видели цветенье Иван-чая.
Неразделимы жизнь и волшебство,
Пусть будет вечной вера в чудеса.
Не поленитесь выглянуть в окно:
Где-то ветер ваши раздувает паруса.

Рябинник

Кусты рябины полыхали,
И они от поцелуев захмелели.
Мы многое ещё не понимали,
И что-нибудь, наверно, проглядели.
Юность не пленить и не догнать,
Она – как солнечные блики на воде.
Кто жизнью упивается, не умеет ждать
И покориться собственной судьбе.
Мы не верили, что есть предназначенье,
И сами собирались выбирать.
Для нас рукопожатие значило прощенье,
Тогда мы и за честь умели постоять.
Нас сверстницы совсем не замечали,
Но мы себя пытались проявить,
Когда «Зоську» перед окнами пинали
И друг другу оставляли покурить.
Тут всегда отваги про запас,
Но даже самый смелый испугался
И состроил тысячу гримас,
Когда случайно к девочке прижался.
Но кто-то же в рябине целовался,
Тут остаётся только помечтать.
Пусть кто-то поскользнулся, а кто-то удержался,
Но мы все Родину любили, как родную Мать.

Архангел

Я увидел во сне облака парусов
И хохотал, заплёсканный волной.
Почему-то тают тени городов,
Когда чайки кричат вразнобой.
Роза ветров не в страстях расцветает,
Она для тех, кто бредит парусами,
А для того, кто роли исполняет,
Мечты всегда останутся мечтами.
А где-то рядом по-другому рассуждают,
Здесь добро и зло замерят коромыслом,
А чувства от поступков отделяют,
Всё это величая здравым смыслом.
А я в каждом подростке себя узнаю:
У юности много похожих манер.
Я как-нибудь ей точно позвоню,