Он, который по природе себя не может не быть, включает себя в Слово как другого (истинного Автора сущего), Автора Книги бытия, такого другого, который для Него, того, кто не может не быть – не существует.
Убавляя шум от окружающего мира и осколков мыслей, ты во спасении себя и мира в целом (одно без другого не мыслимо), прислушиваешься к Слову, по замыслу которого вакансия «автора» его извечно свободна. Истинный Автор восходит вне поля «зрения», вообще, за пределы кругозора тебя, исполняющего обязанности Автора, отражаясь в новом уме себя в уже более отчетливом смысле («образе») Отца.
Слово печатное (Книга бытия) не кажется тебе предельно идейной или необычайно красивой, или увлекательной – скорее, “странной”.
Книга бытия проявляется в истинном Слове (“экзистенции”) – сама как знак того, кто не может не быть (“тут”) – не к сожалению или счастью, но по природе себя.
Сам знак, символ Слова подобен человеческой энцефалограмме (ЭЭГ), о ничтожности “красоты” или “идейности” которой можно рассуждать, понятно, до самой смерти, за которой последующая “рефлексия”, может случиться, продлится и в бесконечность.
Чтобы не умирать бесконечно, измени мир к вознесению себя и во спасение мира в целом (“памяти”).
Не прекращай длить тело мира, право на авторство которого по обоюдному (“двустороннему”) согласию противоположных сторон (по праву рождения) переуступается тебе.
Сколь образ “ЭЭГ” (мозга) себя присутствует в этом мире, столь не прекращается извещение (“энцефалограмма”) себя истинного, того, которого не может не быть (“тут”) – в образе Слова (как универсального “текста”).
В плане перемены мира к спасению оба модуса “энцефалограммы” когерентны (сцеплены), причем водителем (“приводом”) сцепленности выступает энцефалограмма тебя истинного (во Христе и Его Слове), использующая сцепку с “энцефалограммой” другого тебя (”писателя”) с целью обеспечения (воплощения) “эффекта” перемены мира (или “восприятия”, с точки зрения другого). Каково понимание метафоры “экзистенции” в целом, такова и картина мира, и обратная связь проявляется тут уже буквально с очевидностью: проясняются новые смыслы, доныне физически недосягаемые никак.
Первичное приобщение к Слову связано с размыканием смертельных петель разума – что иначе можно выразить как разворот к сворачиванию “чудес” извечно “мирной” метафоричности: сновидности, отчуждения – вообще, всякой зыбкой экзистентной двусмысленности в плане себя во Христе – в ближнем истинной реальности Отца.
* * * * * *
II. Целом
Думаю, есть поездки, которые никогда не следовало бы предпринимать. Поездка домой после смерти моего отца – одна из них. Я никогда не знал своего отца и никогда о нем ничего не слышал. Он отсутствовал в моей жизни. Был загадкой. Это причиняло боль. Его отсутствие вызывало во мне чувство какой-то несостоятельности, незавершенности. Итак, я прибыл туда. На эту таинственную колдовскую землю. Это странное место, где смерть еще не самое плохое, что может случиться с вами. Я приехал, гонимый жаждой узнать что-нибудь, хоть что-нибудь о человеке, давшем мне жизнь, и чья смерть теперь привела меня в этот удивительный мир. В этот день я оказался в мистическом потустороннем мире моего отца, в его царстве, в его владениях, чтобы столкнуться с приключением во времени, полном неизведанного, невообразимого и непостижимого. Я предпринял эту поездку по реке, своего рода путешествие, которое должно было необратимо изменить мою жизнь.
Х/ф «Потустороннее» (Netherworld)Реж. Д. Шмёллер, 1992, США
§ 6. Замысел