Час мы бесились на берегу. Если бы не мои неподвижные ноги, можно было бы даже поверить, что мы снова в юности, снова вместе и понимаем друг друга с полуслова. Но я-то знал, что изменился. И они тоже. Мы просто играли в дружбу, а на самом деле наши пути разошлись, как в море корабли.

Мама оставила друзей на ночь. Почему бы и нет. Вилла огромная, спальных комнат много. Горничная, которая работала в доме, приготовила мне чистую постель, отец помог привести себя в порядок. Наконец я вытянулся на прохладной простыне, закрыл глаза и прислушался к себе.

Странно, сегодня я впервые задумался о своей дальнейшей жизни. Вот так плыл по течению, вяло перебирая ластами, ведомый родителями, и вдруг встрепенулся. Не знаю, что стало толчком: встреча с бывшими друзьями или упоминание о Рите, но я вдруг захотел жить. Не существовать, как беспомощный инвалид, а жить по-настоящему.

Я вытащил телефон и полез в интернет. Захотелось подглядеть в замочную скважину, как справляются с подобными проблемами другие. Мне и раньше предлагали всякие психологические встречи и курсы по восстановлению, но я отказывался. А сегодня словно проснулся.

Маша подкралась незаметно. Я только услышал, как скрипнула кровать, посмотрел, а это она тянет на себя одеяло. В полумраке комнаты белело ее стройное тело, завернутое в шелковый халатик.

– Антошечка, – пропела она. – Я к тебе.

– Убирайся, пока никто не увидел, – прошипел я.

Но Маша меня никогда не слушалась. Она шевельнула плечом, халатик тихо заскользил вниз и свернулся у ее ног змеиной кожей. Она осталась совсем без одежды, красивая, стройная, соблазнительная. Я сглотнул, чувствуя приближение волнения: вдруг испугался, что нас застанут вместе, и тогда шаткое спокойствие этого дома сорвется к чертям собачьим.

Маша поиграла бедрами, отчего ее упругие полушария призывно всколыхнулись, дала полюбоваться собой, потом поставила колено на край кровати и наклонилась ко мне.

Ситуация смешнее некуда. Я схватился одной рукой за петлю, приделанную к спинке кровати, чтобы сесть, но ладонь сорвалась. От беспомощности хотелось кричать.

Пухлые губы прилипли к моему рту. Как давно это было! Я уже и забыл, каким сладким может быть поцелуй. Но как только Маша коснулась языком моих губ и захотела их раздвинуть, я встрепенулся.

– Уходи! Ты решила поиграть с инвалидом?

Маша гортанно засмеялась, но откинулась на подушку.

– Я ещё таких красивых инвалидов не встречала, – проворковала она.

– А ты и рада? Уходи, Машка, не буди во мне зверя.

– А я хомячков не боюсь, – она положила ладонь мне на грудь и поехала пальцами вниз. – Зато теперь ты никуда от меня не убежишь.

Я отодвинул ее руку. Ну, не кричать же мне! Смешно звать на помощь в своем же доме. Скажут, что совсем в истеричку превратился.

– Маш, не дури!

– А что тут такого? Мы и раньше встречались. Подумаешь! После аварии ты на человека был не похож, а сейчас хоть на подиум выпускай. Кстати, не хочешь стать фотомоделью? Можешь кресла рекламировать и всякие приспособления.

Ее шаловливые пальцы уже ласкали мой живот.

– Модель говоришь? Смотри тогда, – усмехнулся я и откинул одеяло. – Внимательно смотри.

Тощие и слабые ноги неподвижно лежали на простыне. За пять лет упругие мышцы превратились в рыхлое нечто, несмотря на регулярный массаж и занятия. Зад был плотно упакован в ночной памперс, такой же, какой надевают младенцу, только большего размера и без рисунков.

Маша вскрикнула и отдернула руку.

– Что это?

– Не видишь разве? Памперс, – злорадно ответил я. Я не чувствую, когда мне надо в туалет. Этот процесс сам собой случается. Может, и сейчас начаться.