Там и свет другой и голос гулкий,

Из цветов – лишь каменный цветок.

Синие московские метели

Видятся отсюда дивным сном,

День, когда сюда вы прилетели,

Будет самым чёрным вашим днём.

Материк теперь вам станет сказкой

Летом и особенно зимой,

Будете отсюда строить глазки —

Будто бы глухой или немой.

Чёрные камчатские метели

Вам теперь заменят кругозор,

Здесь не отмечают дни недели

И не держат это за позор.

Что останется в сухом остатке —

Кроме водки и сухих пайков?

Разве только вера, что Камчатка —

Место отпущения грехов.

Отрыдали кукушкины слёзки,

Отшумели камчатские дни,

Промелькнув тёмно-синей полоской,

Океан растворился вдали.

Шереметьево мутные лужи

Пассажиры штурмуют гурьбой,

Каждый третий разбит и простужен

И унижен проклятой судьбой.

По соседству в другом терминале

Разодетые франты снуют,

Им такси то и дело сигналят

И увозят в привычный уют.

Ну а мы по привычке шнурками

Через плечи связав башмаки

По воде пробегаем рывками,

Будто бы партизаны в маки.

Позади нас остались вулканы

И шторма, и циклоны внахлёст,

А в Москве нам камчатские раны

Снова дождь зализать не даёт.

Может быть запропавшее солнце

Завтра снова обрадует глаз,

Будто мячик у Хаби Алонсо

Перепрыгнув обратно Кавказ.

Мы бы сами за ним полетели,

Только Сочи не в планах пока,

Ждать у моря погоды недели,

Впрочем, нам уже не привыкать.

Ждать судьбы повороты крутые,

Как просветы в тумане и мгле,

И считать, что лучи золотые —

Всё что есть у тебя на земле.

Для меня здесь последняя осень —

На Камчатке – последний сезон.

Покраснели от горя лососи —

Им от счастья краснеть не резон!

Что за радость нырять в водопады

И грести плавниками песок,

Чтобы у браконьерской засады

Испускать окровавленный сок?

Что за радость сквозь плотные сети

Продираться опять и опять,

А лососи как малые дети

Позволяют себя обижать!

Мы для них лишь животные просто,

Что питаются красной икрой,

И, наверно, огромного роста

Из воды мы им мнимся порой.

Мы же – карлики, но с острогами,

И с сетями, что те пауки,

Нерестилища топчем ногами —

Нам укладки беречь не с руки!

А лососи от горя издохнут —

Им на это смотреть не дано,

Лишь экологи тяжкие вздохи

Испускают напрасно давно.

Бежал бродяга с Сахалина,

Не каторжанин, а медведь.

За лето похудел, детина,

На четверть или же на треть.

Лосося выловили, гады,

Горбуша вовсе не пришла,

Зима в преддверье листопада

На листья наложила лак.

Грибы в глухих углах медвежьих

Остались, и брусники чуть,

И мухоморы… Только съешь их

И сразу же потянет в путь.

В Сибирь, а лучше – на Камчатку,

Где, может быть, лососи есть,

Окажется и там не сладко —

То зверь отважится на месть.

Пойдёт в посёлки, на турбазы,

Пойдёт в большие города,

По девять экземпляров сразу

Там видели их иногда.

Скажи, Амур, скажи Камчатка,

Скажи, чудесный Сахалин,

Как вы дожили до упадка

Своих лохматых животин?

Падёж медведю обеспечен —

Ему в берлогу не с чем лечь,

Не будет зверь бесчеловечен

Без человека на Земле.

Улетаю. Опять улетаю.

И опять как всегда насовсем.

Вот такое желание в мае

Возникает почти что у всех

Здесь живущих – на краешке света,

И у целой Земли на краю,

Почему, отчего – нет ответа,

Надоесть может даже в раю.

Да и здесь и не рай, если честно,

А всё больше похоже на ад,

Впрочем, тут обсуждать неуместно,

Как нельзя осуждать снегопад

Или дождь, или слякоть и сырость,

И негожую розу ветров —

Со времён сотворения мира

Человек выбирал себе кров.

Так вот выбрал и я, не жалея,

Но весной становлюсь на крыло,

Небосвод на востоке алея

Будет томно-прекрасен назло.

Прилечу, видно, в зимнюю стужу,

Когда нечего будет смотреть,

Сберегу тем бессмертную душу,

Пусть не всю, так хотя бы на треть.