Через листки календарей.
Через проблемы со здоровьем,
Через бесславье и тоску,
Через морщину, что над бровью,
Через надгробную доску.
Метут снега над головою,
Шумят в ушах, слепят глаза,
Я вместе с ними тихо вою,
И тихо катится слеза.
А просыпаюсь – грязь и слякоть,
Московских будней скорый ход,
И некогда уже поплакать
Мне над собой который год.
Хочу туда, где не зазорно
Не то, что плакать – волком выть,
И волком быть где не позорно
И человеком можно быть.
Хочу жениться на корячке,
Хочу прослыть за своего,
Хочу блевать в прибрежной качке
И не бояться ничего.
Мне снова заметают душу
Снега камчатских январей,
А я уеду, я не струшу,
Дождаться б только поскорей.
Пролетарии Земли
Вулканы – пролетарии Земли
И выпускные клапаны планеты,
Как ты и я всё время на мели,
И с похмела немножечко при этом.
И курят «Беломор», любую дрянь,
От «Примы» до уже забытой «Шипки»,
И просыпаются как ты в любую рань,
И допускают разные ошибки.
Сейсмографы ломают, что ни день,
Срамят псевдонаучные прогнозы,
То на века уходят будто в тень,
То создают какие-то угрозы.
Чадят, конечно, что греха таить,
Смердят вонючим серо-водородом,
А не смердя попробуй-ка прожить,
Родили если этаким уродом!
Вулканы – как камчатские бичи,
Их столько, что не сразу сосчитаешь,
И все как будто из одной печи —
Одни потухли, а другие – тают.
Но дунет ветер и раздастся треск,
Воспламенится и холодный уголь,
И искрами покроет всё окрест,
И всем окрестным будет очень туго.
Я сам, признаюсь, тот же самый бич,
Вулкан камчатский, хоть и из потухших,
Не избежавший общей здесь судьбы,
Подслеповатой и тугой на ухо.
Но вы напрасно плюнули на нас,
Мы зашипим совсем не так, как печка,
Огонь в груди вулкана не погас,
И он совсем не бедная овечка.
Мой тип – Везувий, есть и пострашней,
У пролетария всегда своя «Аврора»,
И холостые пушки ли на ней
Узнаете вы после приговора.
Пока дымим, трясём, порой, слегка
Окрестности своей родной Камчатки,
Она на вашем горле как рука,
И если что – бегите без оглядки!
Последний рыбак
Я последний рыбак на планете,
Где и рыбы почти уже нет,
И её современные дети
Если ловят, то только во сне.
Или есть ещё способ похуже —
В ресторане огромным сачком,
Чтоб зажарили рыбу на ужин
С только-только потухшим зрачком.
А я помню огромные тралы
И огни промысловых судов,
Их сегодня почти что не стало
У причалов морских городов.
Только сивучи кучей скучают
Там, где раньше стоял СРТ,
И лениво зевают на чаек
В первозданной своей красоте.
Им и памятник нынче построят,
Ну а наши уже не нужны,
И не мы уже нынче герои
У забывшей героев страны.
Мы кого-то кормили, спасали,
Рисковали своим кораблём
И сидели на нерпичьем сале,
Чтоб от нас откупились рублём.
Мы рубли эти в мячик скатали
И гоняли в футбол в кабаке,
Люди из нержавеющей стали,
С якорями на каждой руке.
Мы любимых во сне лишь видали,
Да и то разве в море заснёшь,
Растворяясь в сиреневой дали,
И любовь превращается в ложь.
Мы с ума в этом море сходили
И срывались за борт с лееров,
Различая застывшие в иле
Силуэты других сейнеров.
Я последний рыбак на Камчатке,
Как последний на свете лосось,
Напоследок, быть может, печатку
Мне в ломбард отнести довелось.
Попрощаетесь с диким лососем,
Как с последним своим рыбаком,
И останетесь с вечным вопросом:
Для чего мы на свете живём?
Для чего были жертвы и штормы?
Для чего прерывали ремонт?
Для чего шили чёрную форму
С вензелями рыбацких погон?
Неужели всё было напрасно?
Неужели погибли мы зря?
На востоке путиною красной
Рыбака провожает заря.
Чёрная метель
Если даже синие метели
Не сломали голубую ель,
Жди на смену этой канители
Чёрную камчатскую метель.
Синий цвет – Москвы и переулков,
Чёрный – от Урала на восток,