На своей работе мама получала 70 рублей. Нас у нее было трое – я, младшая сестра и старшая, Валентина. Правда, государство еще назначило пенсию, по 15 рублей на ребенка. Сбережений у отца не оказалось (видимо, он собирался жить долго и поставить детей на ноги без особых проблем). Теперь наше имущество составлял только небольшой домик. Мы оказались в сложной ситуации. Друзья и знакомые отца, которые к нам часто приезжали, некоторые даже из Москвы, через пару месяцев куда-то подевались. Хотя роскоши не знали мы и раньше, начались по-настоящему трудные годы.

Помню, мама придет вечером в день получки, посадит за стол нас с Валентиной и говорит: вот, дети, столько-то за этот месяц получила, на что будем тратить?.. Соседки к ней порою заходили «попить чаю», и как-то я услышал: мама соседкам меня хвалит – вот, мол, Володька на одни пятерки учится, я так рада за него… А одна соседка ей и отвечает: это всё, конечно, хорошо, но он же – безотцовщина, значит, всё едино быть ему бандитом.

Как же мне стало обидно! «Не дождетесь! – думаю. – Ни за какие коврижки!»

Такой вот дополнительный стимул подкинула мне эта соседка.

Когда приехали с Урала дед с бабушкой, стало полегче. Мама окончила заочно техникум, ее взяли работать бухгалтером в колхоз. Через год на базе двух колхозов и мастерских МТС была создана большая птицефабрика – и директор пригласил маму на работу, главным бухгалтером.

И все равно нужда была! Тогда как раз входили «в моду», точней, в обиход советского подростка велосипеды. Всем моим ровесникам купили новенькие велики, на которых они колесили день-деньской, я же был лишен такого счастья. Впрочем, голь на выдумки хитра. Мой дед, мастеровой, нашел где-то велосипедную раму, обода, купил спицы, потом остальные «комплектующие» – и сделал мне велосипед с прекрасным ходом! На нем я обгонял всех.

На новогодние вечера школьники, несмотря на всю необеспеченность своих семейств, старались принарядиться, родители заранее им покупали новые костюмчики и платьица. У меня же в 6-м классе перед праздничным вечером не оказалось обновки. И я решил остаться дома. Сидел в комнате, пригорюнившись, даже не включая света. Очень было обидно, ведь я в классе числился в лидерах… В этой тьме, сквозь слезы глядя на сугроб в заиндевевшее окошко, даже сочинил стихотворение:

Мама. 50-е годы

Конечно, это было сплошным подражанием. Я и не выпивал тогда еще, все это было навеяно стихами классиков (читал много). Насколько помню, рифмы начал слагать рано. Способствовало этому внутреннее одиночество, отсутствие отца, которому можно было бы доверить свои детские мысли. Ну и, наверное, – романтическая натура…

Но вот пришла мама с работы, включила свет – и с удивлением увидела меня. Спросила:

– А ты что один сидишь? Почему не в школе?

Я что-то невнятное буркнул в ответ.

И вдруг мама достает из сумки совершенно грандиозную рубашку – в яркую красно-зеленую клетку, как на ковбоях в кино! Разумеется, купить костюм в нашем поселке было негде, но приобрести эту потрясную рубашку она как-то ухитрилась.

Я еще, конечно, для виду похныкал: «Уже там всё заканчивается, нет смысла никуда ходить!», но мама быстро меня убедила, что «всё только начинается!». Одевшись, сунув ноги в валенки, по заснеженным тропинкам – самым коротким путем – помчался в школу. Как раз успел к началу танцев. Моя ковбойская рубашка произвела полный фурор. Я танцевал с самой красивой девочкой в школе. Даже она сделала этой рубашке комплимент!..