От бабушкиных слов, пропитанных теплом, глаза наполнились слезами, но я приказала себе собраться. Рыдать не время. И в принципе нужно бабушке все рассказать как-то так, чтоб минимально ее расстроить. Если это вообще возможно, с учетом ситуации.

Включился телефон. На дисплее высветилось имя Дана. Имя и наше с ним фото. На нем я только-только узнала, что беременна, и рассказала новость мужу. Я сияю от счастья, а вот он как-то резиново улыбается… Одними губами, глаза какие-то отстраненные. И как я раньше этого не замечала?

Сбросив вызов, выключила звук и сунула телефон обратно в сумку.

- Жарища - сил нет. Но на днях, говорят, уже полегче будет. Дождики пойдут, - говорила бабушка полностью игнорируя то, что я не приняла звонок.

Она обладала живым умом и наблюдательностью, а потому все замечала. Но никак не комментировала лишний раз.

Вскоре мы дошли до ее дома. Его построил дедушка много лет назад. Построил добротно, душу в него вложил. А косметический ремонт, для которого я регулярно нанимала рабочих под бабушкины причитания, поддерживал его в достойном состоянии.

Открыв металлическую калитку, бабушка закатила чемодан и посторонилась, пропуская нас с малышкой. Участок так и просился на картинку. Ухоженные разноцветные грядки, плодовые деревья, ветки которых клонили к земле спелые фрукты, маленький аккуратный курятник и сарай для коз, увитый виноградом домик…

В тени под лавкой рыжим брюшком вверх спал старый бабушкин кот Вася. На скамейке жмурила желтые глаза черно-белая Мурка.

- Давай-ка, я за малышкой присмотрю, а ты иди душ прими. Небось-то семь потов сошло с дороги, - распорядилась бабушка, впустив нас в уютно пахнущий травами дом.

Я с благодарностью приняла ее предложение и достав из сумки футболку со штанами, бель, гель для душа, полотенце и антиперспирант, двинулась в ванную. Та была небольшой и совмещенной с туалетом, да и напор воды из-за вечных проблем с водопроводом оставлял желать лучшего, но все необходимое имелось.

Прохладный душ принес блаженство, смыл усталость после довольно долгой дороги и жары. Чувствуя себя бодрой и освеженной, я оделась и пошла в кухню.

Там бабушка колдовала у плиты, держа на руках Анютку.

- Ух, непоседа она у тебя. Совсем, как ты, Маруська, - сказала она. - И ходить, смотрю, пытается уже резвенько так. А ведь ей еще и года нет. Ты давай-ка садись. Сейчас кушать будем. Худая, одни глаза остались.

Я лишь улыбнулась. Для бабушки я всегда худая. И, если раньше она хотя бы была права, то теперь…

Отдав мне дочку, бабушка поставила на застеленный как всегда белоснежной скатертью стол знакомую еще с детства разрисованную тарелку, а в нее положила ароматнейший омлет. Дала вилку и большой ломоть свежего хлеба, налила в чашку кофе и разбавила молоком. А после забрала у меня Анютку себе на колени и села напротив.

- Как вкусно, бабуль, - искренне сказала я, с наслаждением жуя омлет.

Это был вкус детства, лета в деревне, каникул и бабушкиной всеобъемлющей любви и заботы.

- Кушай наздоровье. Анютке что приготовить?

- Бабуль, да я сама…

- Сама-сама! Сама наготовилась уже. Дай бабушке порадоваться и позаботиться о вас. Ну или я приготовлю что-то на свое усмотрение. Потом не ной, что не подходит к вашим новым модным рационам для детей.

С улыбкой я рассказала бабушке, что и когда ест малышка.

- А как же твоя торговля, бабуль? - спросила я, когда женщина принялась снова хлопотать у плиты.

- Там Галка есть. Я ей как себе доверяю, - отмахнулась бабушка.

Анюта стала зевать и тереть глазки и мы вместе с бабушкой уложили ее в кровать, обложив для безопасности подушками.