Он с пристрастием осмотрел все четыре платья, вздохнул и покачал головой.

Милана со страхом спросила:

– Ну что, берете?

– Жаль мне тебя, потому и возьму. Но вещи сильно поношенные, кому я их продам? Могу предложить лишь вот это.

И он достал из мешка килограмм картошки, пачку гречки и пшена. Подумал, наклонился снова к мешку, порылся в нем и достал пачку соли. У Миланы слезы выступили на глазах. Но выхода не было, и она рассталась с платьями, прижала к груди продукты и пошла домой. Слезы сами собой катились из глаз. Неизвестно еще, что будет дальше… Да, действительно, ей неведомо было, что дальше будет только хуже.

Судя по тому, с каким счастливым видом ходили фашисты по их городку, становилась понятной обстановка на фронте. Фашисты быстро наступали. К осени они хотели закончить наступательную компанию. Москва должна быть взята в октябре.

В начале августа по городку проехал на автомобиле человек с рупором в руках. Он громко повторял на каждой улице одну и ту же фразу на русском языке:

– Внимание! Жители города! Через час все обязаны выйти из домов, с собой возьмите свои ценные вещи и документы. Кого найдем в квартирах, расстрел на месте, без предупреждения.

Было очень страшно. Милана сказала девочкам как можно спокойнее, что им надо вскоре выйти на улицу. Дома нельзя оставаться – расстреляют за неподчинение. Через час в центре военного городка между домами собрались все жители, семьи тех военных, которые в этот момент защищали всю страну, только своих самых дорогих людей защитить не могли. Женщины прижимали к себе детей, жались друг к другу. Толпа стояла настолько плотно, как монолит. Все понимали, что хорошим визит немцев не закончится. Да и сами фашисты понимали, что категория людей не такая уж и простая. Это выкормыши тех, кто сейчас им противостоит на просторах Советского Союза. Эти женщины с детьми фашистам совершенно не были нужны.

Народ стоял в напряженном ожидании. Только младенцы беспечно тянулись к лицам матерей, чтобы схватить мать за волосы или поковырять ей глаза, как это любят делать малыши.

К толпе подрулила легковая машина с открытым верхом. Водитель лихо затормозил прямо перед стоящими женщинами. И тут же побежал открыть дверцу важному пассажиру. Тот вышел из машины и вслед за ним выскочили трое солдат с автоматами наперевес. Милана подумала:

– Хороши перед беззащитными женщинами и детьми бегать с автоматами. – И снова слезы выступили на глазах.

Тот, кто был главным среди немцев, шел вдоль рядов женщин и детей. В руках у него

была дубинка, за поясом – пистолет. Немецкая форма была на нем как влитая… Очевидно, подгоняли форму специально для него. Высокий чин? Это был молодой мужчина, даже, можно сказать, что он не стал еще мужчиной, это был молодой парень. Сапоги на нем блестели, и весь он был начищенный и такой торжественный. На лице его было написано, что он явно упивался властью над беззащитными людьми. Его лицо было красивым, черные большие глаза, высокий красивый лоб… Чем-то напоминал советского поэта Владимира Маяковского. Ростом он был около двух метров, фигура прямая. Ему бы на подиуме показывать модели мужской одежды, а фашист неторопливо шел, похлопывая дубинкой по голенищу сапога. Он внимательно всматривался в лица людей. Но действий никаких не предпринимал.

Наконец, он остановился. К нему тут же подскочил солдат с автоматом. Офицер на чистейшем русском языке обратился к солдату:

– Смотри за моей дубинкой. На кого укажу, этих людей вывести из строя. – И он снова пошел вдоль застывшей толпы. Вот он остановился и дубинкой показал на молодую девушку, потом еще одну вывели из толпы… Вскоре народ понял принцип отбора. Он рассматривал молодых женщин, девочек-подростков и девушек. Его интересовали только молодые женщины и девушки… Какой ужас!