Она была так счастлива вернуться домой, а я уже давно не испытывала таких эмоций.

Когда на табло появилась наша платформа, мы пошли к направлению поезда. Моя новая знакомая очень нервничала и я чуть не сбежала от нее, но оказалось, что бежать некуда – мы едем в одном вагоне.

Наконец, можно было выдохнуть. Мы разошлись по своим местам, поезд тронулся. Справа от меня свое место занимал мужчина, невысокого роста, крепкий, с морщинами на переносице. Сначала он отнес проводнику киевский торт на хранение и потом начал рассказывать про службу в Афгане и тяжкую работу строителем.

Он открыл коньяк и следом пиво, но увидев мой страх, уверил, что напиваться не будет. К счастью, он не соврал.

Я сказала, что очень устала и не могу поддерживать диалог.

– У вас, наверное, интеллектуальная работа, – сказал он.

Я не знала, радоваться или посочувствовать себе, но в этот момент пришло сообщение из рабочего чата и вопрос отпал сам собой.

Ночью я почти не спала. Как обычно, смотрела на красивый вокзал в Днепропетровске. Он сиял как открытка. Я смотрела на отпавшие буквы у надписей, какие-то слишком тонкие и высокие фонари и покуривающих одиночек, ведь я такая же одиночка.

Утром проводник принес мне чай. У меня их в билете было целых два, из-за коронавируса не в подстаканнике, а в обычном бумажном стакане. Я достала кусок бри и с удовольствием съела его вместе с чаем.

Мой сосед уже сошел на своей станции. Другие пассажиры постепенно просыпались и я услышала разговор. Мужчина с женщиной выглядели очень тревожными. Особенно женщина. По обрывкам разговора я поняла, что они ехали в Мариуполь к дочери. Их дочь вышла замуж и вчера муж очень сильно ее избил.

– Забирайте ее, – сказала молодая девушка напротив.

–– Посмотрим…

Девушку этот ответ не устроил. Тогда она рассказала, что сама сбежала от мужа, который ее избил в Мариуполь, к маме. Я посмотрела на нее внимательно. Передо мной сидела очень красивая девушка с волнистыми волосами.

– Так и застряла в этом Мариуполе, – взгрустнула она.

Я хотела начать с ней спорить, сказала, что города у моря не могут быть плохими, но в этот момент заговорила пожилая женщина, вся в таблетках. Она начала рассказывать про давление и про переболевшую коронавирусом дочь.

Затем я узнала, что ее сын потерял работу, а его жена уже давно не работает. Я не говорила ни слова, а она продолжала.

Тем временем другой нашей попутчице стали приходить смс от дочки и она даже покраснела от волнения. Мы подъезжали к Мариуполю. Окна в поезде обнажали заводские трубы и полузаброшенные дома. Послышались грустные вздохи, а мое сердце наполнялось радостью.

В Мариуполе меня встретил чистый вокзал и солнце. Я вызвала такси и подумала о том, сколько искренности в этих рассказах, сколько правды и неприкрытой жизни, столько историй и неизбежных перипетий, насмешек судьбы. Но наравне с этой искренностью, неровной кардиограммой жизни, мне захотелось спокойствия и бездушных макбуков. С тех пор я больше не ездила в плацкарте.

Иногда по вечерам, я превращаюсь в опросник Марселя Пруста, но не с милыми вопросами о том, какие качества я ценю в мужчинах, а о чем-то простом, о пути и ошибках.

Я немного бихевиорист и нахожу причины в своем поведении. По утрам я бодра, мне хочется быть стройной и успешной, мне нравится писать отчёты под кофе и любоваться движением веток из офисного окна, но ближе к вечеру, после немыслимой чашки американо, я хочу простого уюта и теплого ужина. Все это офисное, правильное по правилам, скучное без скуки становится совсем не моим.

Мои отношения – еще одно пособие по непостоянству. Утром люблю, а вечером уже сомневаюсь и люди вокруг – как зеркала моих рефлексий. Мы бесконечно друг другу звоним. Зачем, если прошлое в прошлом? Евтушенко поможет: «Если люди в меня входят, не выходят они из меня». Не выходят. Они.