– Нет, они уже ушли, – говорю я спокойно.

– Что это значит? – не понимает Алина.

– Это значит, что ты можешь оставить ребенка.

– С чего бы вдруг такая щедрость? – недоверчиво спрашивает моя жена. Я не отвечаю, потому что не знаю, что ответить, только качаю головой и выхожу из спальни, чтобы налить себе еще один бокал бурбона.

14. 14 глава. Чудо

Милостиво вызванные мною на виллу врачи решают не возвращать Алину в госпиталь, позволяют ей остаться дома, но требуют неукоснительно соблюдать постельный режим и специальную питательную диету, пить горстями какие-то таблетки и витамины и избегать стресса. За ней ухаживает Лиза – а я добровольно перебираюсь в одну из дальних нежилых комнат, чтобы не попадаться им обеим на глаза. Ведь это я – главная причина стресса собственной жены. Самое время заткнуться и хоть немного помолчать. Не то чтобы я планирую просить прощения у бога – я не верю в него, я даже у Алины прощения не попросил, – но я действительно раскаиваюсь. Я чуть было не совершил настоящее убийство...

С собой я беру только бутылку бурбона и стакан – больше мне ничего и не нужно. В первый вечер ко мне прибегает со своим любимым набором лего-конструктора беззаботный и веселый Костя, но потом мать запрещает ему разговаривать со мной, и я ее отлично понимаю. Крепкий алкоголь глушит муки совести и тяжелые мысли, и следующие несколько дней я просто провожу в наполовину бессознательном состоянии. Напиваться до глухого беспамятства входит в привычку настолько, что быть трезвым уже как-то не с руки, слишком мрачно и откровенно хуево. Жизнь – дерьмо, что тут скажешь.

Я просто жду, что будет дальше, чем все это кончится. Врачи говорят, что первый триместр – самый опасный, особенно если была угроза выкидыша. А уж если была еще и попытка прерывания беременности таблетками... Это пиздец какая непростая ситуация. Я так и не узнаю, был ли какой-то эффект от первого приема, успел препарат частично рассосаться или Алина успела его выблевать без угрозы для ребенка? Тошнило ли ее? Или даже рвало? Была ли кровь из влагалища? Поднималась температура? Она мне ничего не говорит, а я не спрашиваю. Пару раз столкнувшись в коридорах по пути на кухню или в ванную комнату, мы расходимся как чужие люди, просто живущие под одной крышей. Да и кто мы друг другу, если не они – чужие люди? Я люблю ее – в своей извращенной, садистской, нездоровой манере. Но любила ли она меня когда-нибудь? Она сказала – нет. Или это было сгоряча? Хер его знает.

Она звонит отцу своего ребенка. Я пару раз слышу, как они разговаривают по телефону. Алина даже не скрывается. Отвратительно. Она рассказывает ему что-то, смеется, говорит «целую, люблю». У меня аж горло сводит спазмом, а в груди становится горячо от боли.

С помощью Влада я выясняю, кто этот человек. Его зовут Павел Александрович Сазонов, и он – адвокат по уголовным делам. Защищает женщин от домашнего насилия. Охренеть она себе любовника выбрала, при таком-то муже. Выглядит как продуманная многоходовочка. Познакомились они пару лет назад во время работы над общим благотворительным проектом. Получается, моя жена уже два года – ну, или чуть меньше, – спит с другим мужчиной, а я даже не догадывался... Если бы не ее внезапная беременность – сколько еще лет она скрывала бы это от меня? Но я не позволю ей быть с этим мужчиной. Я сделаю все, чтобы отрезать ее от него.

В самом конце февраля, как раз на исходе первого триместра беременности, прежде чем покупать билеты на самолет обратно в Россию, я отправляю Алину на УЗИ и анализы. Важно, чтобы она прошла медицинское обследование и ей разрешили лететь. Если врачи скажут, что есть хоть малейший риск, – останемся на Бали сколько потребуется. Раз уж я решил, что ребенка нужно оставить, – это теперь в первую очередь именно моя ответственность.