– Все в порядке, мам, все в порядке, – сказал он моей маме в ответ на ее предложение приложить лед.

Мама посмотрела на него с беспокойством и пошла в кухню за рыбой.

– Дети, мойте руки, – она появилась на пороге с блюдом, нагруженном сибасом и овощами, и Гастон рванул было ей помочь, но тут же исказился в лице, якобы ему больно. Гастон и мама одновременно бросили на меня одинаковый осуждающий взгляд, но если бы Гастон вместо меня посмотрел внимательно на маму, а мама – в зеркало, всем стало бы понятно, почему я не торопилась рисковать своей светлой блузкой. Моя мама была повернута на спорте. Она ходила на гольф, на йогу, на кроссфит, и, как мне всегда казалось, когда я смотрела на ее руки – на армрестлинг. Гастон захромал к ванной под причитания мамы, а меня на выходе она больно, по-птичьи схватила за плечо, чтобы улучшить мне осанку.

Ермек Куштаевич закончил телефонный разговор – мама уже начинала безумно нервничать, что еда остывает – мы сели за стол, и он взял слово.

– Я думаю, мы все знаем, зачем мы сегодня собрались, – Ермек Куштаевич улыбнулся жене, и она кивнула, теперь многозначительно любуясь своим маникюром. – Корлашка тут, – он покровительственно посмотрел на меня.

– Наш мальчик вступает в новую главу жизни, – перебила Ермека мама.

– Это особенная статья, об этом мы сейчас скажем, – восстановил свой авторитет Ермек. – Наши дети здесь, двое, мы – с Айной Аскаровной – гордимся своими детьми. Вы у нас не просто там кто-то. Вы белая кость, голубая кровь, мы на вас надеемся, так сказать, мы знаем, – подчеркнул Ермек, – что надеяться на вас можно. И нужно. Это знаем мы, ваши родители, это, Даст Бог, через двадцать, через тридцать лет будет знать не только узкий круг, а далеко за его пределами. Я, – в один этот звук Ермек умел вложить богатой хрипотцы и солидности, – человек прогрессивный. Я человек современный, мы с Айной Аскаровной от жизни не отстаем никогда, мы, с вашего позволения, идем в фарватере, мы события умеем опережать, мы с ней давно научились свои действия рассчитывать на много ходов вперед, это и к вам с опытом придет. И вместе с тем я считаю, что есть заведенные порядки. Есть заведенные порядки, которые я, как человек образованный, как человек опытный, почитаю. Есть такое понятие, как святость брака, и есть правильное распределение ресурсов. Наш, как Айна Аскаровна любит говорить, золотой мальчик – а ты этого не стесняйся, это она правду говорит – скоро женится. Мы ту девочку, это наша обязанность, должны принять хорошо, и мы должны условия обеспечить.

– Эти темные стены, – мама раздраженно зажевала щеки.

– Ребенка мы не ругаем, – Ермек погладил меня по руке, – но это да, это, конечно, траты. Ремонт дешево сейчас никому не обходится.

Как иногда в передачах о мелких хищниках мы видим ночь их глазами: все красное, светится белым добыча, так иногда я будто бы переключалась в голову мамы, или Ермека Куштаевича, или Гастона, и видела все так, как видели они. Обычно с ними тремя не требовалось быстро соображать: они все были такими предсказуемыми и так долго выражали свои мысли, что я понимала тенденцию слету, но сейчас я могла только надеяться, что мне кажется. Они явно обсудили все без меня и не один раз, потому что Гастону их туманные речи о моей квартире не показались новостью.

– Ты пока можешь жить, – Гастон навалился на стол и прокашлялся. – Мы заедем в квартиру после свадебного путешествия, это считай июль будет.

– Я пока могу жить, – я вдруг поняла, что они приняли без меня ужасное, непростительное решение. – Ты звучишь убедительнее Кашпировского