Дядя Наум налил себе в третий раз и выпил, уже не закусывая. Я снова увидел небо и, не заметив на нем изменений, заскучал.

– Мы так и будем одни тут отмечать? – спросил я. – Неинтересно.

– Щас, – многозначительно ответил мой носитель и повертел головой по сторонам. – Одни в гробу только лежать будем, да и то если за забором похоронят… Серго? Ты ли это? Дорогой! – Он помахал рукой толстому мужику, который веселил двух кентаврих на соседней лавочке.

Серго обернулся на крик и, узнав в дяде Науме своего друга, совсем не радостно крикнул в ответ:

– С Первым мая!

– Мамая, – сострил дядя Наум, вставая и прихватывая с собой кулек мойвы.

Я успел отломить еще одну ветку сирени и, словно падишах, катающийся на слоне, водил ею по лысой башке дяди Наума.

Поздоровавшись с Серго и его спутницами, тетей Раей и тетей Фаей, мы стали вливаться в их коллектив.

– Вливаемся, – улыбнулся дядя Наум и поставил под лавку недопитую бутылку водки. – На стол! – Помахав мойвой, он аккуратно разложил кулек на лавке.

Я тоже изобразил участие в общем деле, протянув ветку сирени сразу двум тетям.

– Кавалер, – захихикали они. – Твой?

– Муратовых, – ответил дядя Наум. – Их сегодня телевизором награждают. Меня попросили присмотреть.

– Так ты нянь! – воскликнула тетя Рая с пиджаком Серго на плечах. – То-то я смотрю, еще трезвый. А мы сначала вино.

Тетя Фая сидела без пиджака. Я заметил, как она дважды оценивающе глянула на дядю Наума, и на третий раз он, все-таки сняв свой пиджак, накинул его ей на плечи, оставшись стоять в одной рубашке.

Вино они выпили быстро. За один присест. Я отломил новую ветку и считал количество лепестков на каждом сорванном цветке. Попадались одни четырехлапные.

– Так вы что там за аппарат удоя изобрели? – Серго, составив четыре граненых стакана в один ряд, разлил в них водку. – Как может в два раза больше тянуть?

– А вот так, – расхохоталась тетя Рая, наклонившись чуть вперед, и потрясла грудью. – Я тоже могу!

– Рая, совсем, что ли, – одернула ее тетя Фая. – Тут же дети.

– Дети? – осоловело посмотрела по сторонам тетя Рая. – Где дети?

– Выше глянь, – подсказала ей тетя Фая, – на ученом кто сидит?

– А-а-а… Так он знает уже всё! Да? Знаешь? Ты же уже взрослый! – Тетя Рая встала с лавки и подошла вплотную к дяде Науму. – Видал, как комбайн упал?

Говорила она мне, хотя смотрела на дядю Наума. Выходило, что обращалась все же к нему, а ответил все равно я:

– Видал! Хлеборобы!

– Хлеборобы, итить твою за ногу, – засмеялась тетя Рая. – Да в нашей стране все падает! Да? Верно же говорю? – Она неожиданно протянула руку к дяде Науму и схватила его за пояс штанов. – И тут тоже небось шатко-валко! Да?

От ее движения дядя Наум дернулся, и я чуть не слетел с плеч, но в последний момент ухватился за его уши, растянув их со всей силы в разные стороны.

– Вот и проверим вечером, – выпрямившись, сказал дядя Наум, – что падает и где доить.

Все быстро выпили, закусили мойвой, закурили.

– Что он у тебя сирень лопает постоянно? – удивилась тетя Фая. – Как ни посмотрю на него – ест цветы. Голодный, может? Мойву будешь? – Она откусила голову от рыбешки и протянула ее мне. – С хлебом вкусно, но хлеба нет.

– Спасибо, – ответил я, – не хочу.

– Держи, пацан. – Серго достал из кармана бублик и сунул его мне под нос.

– Да не голодный он, – сообщил им дядя Наум, – пятый лепесток ищет.

– А-а-а, ну это дело небыстрое, – уважительно проговорил Серго. – Еще по одной? Так что за аппарат-то, серьезно? У меня теща в колхозе мучается, может, вынести можно?

– Нет никакого аппарата, – произнес дядя Наум, держа стакан как микрофон. – В том году нам поставили задачу разработать механизм для удоя. А как ты удои увеличишь, если коровы те же и молоко точно такое же. Вот как?