За школой курил дядя Наум, у ног его лежала сетка с мячами.

– Да ну ее, – в сердцах кинул я портфель на землю, – не хочу.

– Кого? – усмехаясь, спросил дядя Наум.

– Школу эту. То нельзя, другое тоже нельзя. Что можно?

– Быстро ты сдался, – вновь усмехнулся он. – А я вот мячи никак до спортзала не донесу. Поможешь?

Мы потащили мячи в спортзал.

– Еще эта теперь рядом, – не выдержал я, – сумасшедшая.

– Кто такая? – рассыпая мячи по спортзалу, спросил дядя Наум.

– Да девчонка рядом села! – пожаловался я, пнув мяч в ворота. – Такая странная вообще.

– Э-э, брат, – присаживаясь на лавку, вздохнул дядя Наум, – они все странные. Одни меньше, другие больше. Кто-то вообще тебя сожрать готов!

Я изумленно посмотрел на него. Неужели знает? Когда я проговорился? А слово пацана? Да нет, не мог я. Я ему вообще про Алису ничего не говорил. Папа ее, врач, с меня слово взял. Нет. Не мог. Но дядя Наум ясно сейчас сказал «сожрать готов».

– Все помешаны на вранье. Думают, им врут постоянно. Так что ты, главное, Светлане Ивановне на глаза не попадайся. И этим двоим из учительской. Понял?

– А кто они?

– Стукачи.

– Кто?

– Совет общественности при школе. Активисты. Меня уже заложили. Смотри, ты тоже на примете.

– Понятно, – сказал я и схватил портфель.

По всей школе разнесся звонок, и здание ожило. Стали слышны шаги, топот, смех и радостные крики детей.

– Перемена, – сказал дядя Наум, – пошли на улицу.

На школьном дворе кучками стояли школьники. Кто-то играл в классики, кто-то чертил мелом кружки. Первый урок в моей жизни закончился.

– Домой отпустили. – Ко мне подошел Иваниди. – Щас Даву дождемся и пойдем.

Дава вышел на крыльцо с Махметовой. Алия была выше него на целую голову, крупнее и плечистей. Но это не помешало ей отдать свой портфель Пиркину. С двумя портфелями в руках Дава смахивал на интеллигентного грузчика или таксиста, который за дополнительную плату решил донести багаж до дверей клиента.

– Да пошел он, бабник, – сказал я. – Сами уйдем.

Школьники стайками растекались по улице, уходя каждый в свою сторону. Улица заполнилась бело-черным цветом, бантами и радостными криками мигом повзрослевшей детворы.

– Вон новенькая идет, – указал на другую сторону улицы Иваниди, – которая с тобой сидела. Чего ты на нее орал?

– Портфель хотела, чтоб я нес!

– Правильно тогда, – одобрил Иваниди. – Сначала портфель, потом сожрут с потрохами.

– Тебе тоже дядя Наум сказал? – уже не удивляясь случайностям, спросил я, перепрыгивая через лужу. – Ты откуда это знаешь?

– Батя говорил, – важно ответил Иваниди, – я подслушал.

По той же тропинке, по которой шли в школу, мы возвращались домой. Алиса шла параллельным курсом и не обращала на нас внимания. Дойдя до набережной, мы свернули в кусты, и я сказал Иваниди притормозить.

Пока Иваниди обдирал боярку, я наблюдал, в какой двор свернет Алиса. Она прошла розовую девятиэтажку, повернула налево и остановилась возле серого пятиэтажного дома, смотрящего окнами на центральный проспект. Покрутилась возле скамейки, счистила о бордюр прилипшую к ботинкам грязь и внезапно обернулась в мою сторону. На секунду-другую мне показалось, что она меня видит. Но как? Расстояние приличное. Да и кусты. Алиса рукой разгладила подол платья, развернулась и зашла в подъезд.

– Дого ешо Аишу паить бушь? – спросил Иваниди с полным ртом ягод.

– Выплюнь, – сказал я, – ничего не понятно.

Он выплюнул ягоды, отломил ветку и стал размахивать ею, как саблей. Мне тоже пришлось отломить кленовый побег. Сражаясь на мечах, догоняя и перегоняя друг друга, мы наконец пришли домой.

– Вечером у нас праздник!