В поселке зычно пели петухи и верещали свиньи. Тянуло силосом, навозом и варенной пшеничной кашей.

Антон притормозил у первого дома и стал трясти Вениамина.

Парень, отбрыкиваясь, засопел. Затем резко вскочил и, зацепившись ногой за подголовник, завалился в проход между сидениями. Вот бы там и застрял!

– Ты что так будить! Понежней не мог?! – возмутился он, выползая назад и потирая сонные глаза и ударенный лоб. Кряхтел долго, как старый дед.

– Только не говори, что ты еще и неженка, – засмеялся Антон. – Приехали.

– Да? О, как быстро! Ура, парное молочко и брынза! Ща у меня позавтракаем по-царски, – Веня хлопнул в широкие ладони и потянулся, хряская позвонками. Пропустил спутанные темные волосы сквозь пальцы и довольно заулыбался.

– Мне бы до тетки добраться. Подскажешь куда? – буркнул Антон, сдерживая зевоту.

Веня зыркнул на часы.

– Рано сейчас. Спят в особняке в такое время. Сначала ко мне, а потом я тебя отвезу.

– Ладно, – покорился Антон. От воды и нормальной еды он сейчас не в силах отказаться. Хотя с трудом представлял, как можно пить молоко из-под коровы. Надеялся, что это не единственная еда у Вени.

Шлакоблочный дом и широкий двор утопали в высоких фруктовых деревьях. Облепленные плодами ветки клонились к земле. Яблоки, груши, абрикосы. Под окнами красовались пышные розы: как пятна крови на зеленой лужайке. От них расплывался сладкий немного пряный аромат.  Антону неожиданно захотелось припасть к цветам губами и потянуть их запах всей грудью. Вот что значит жрать охота – уже на цветы готов броситься!

– Давай сразу на кухню! – Веня нырнул мимо облупленной будки. Оттуда настороженно выглянул кудлатый пес. Парень обернулся, когда Антон замешкался у ворот: – Да собайло не кусается и не гавкает даже. Идем.

Антон ступил вперед. Дворняга ощерился и, пулей выскользнув из укрытия, вцепился в штанину.

– Барс! Фу! Вот дурная псина! – заголосил Веня, оттаскивая рычащего охранника. – Что на тебя нашло?! Пять лет из будки не выползал, а тут… – буркнул недовольно хозяин и пропустил Шилова дальше.

Антона разбирало на смех. Мало того, что банкротом стал за день, так еще и собака ни за что зубы вонзила. Теперь для полного счастья не хватает только бешенства. Потер лодыжку и заржал, как конь, но тут же запнулся о скептический взгляд женщины в косынке. Она стояла на тропинке около дома и подпирала кулаком бок. Во второй руке держала полное ведро молока.

– Веня! – грозно выдала она. – Это что за пугало?

– Мам, попутчик. Я его покормлю и отвезу Ларченкам. Он их родственник.

– А-а, – потянула женщина, – ну, хорошо.

Поглядывая с интересом на Антона, она поставила ведро на замызганный пылью стол. Резко запахло сливочным кремом, и почему-то вспомнилось детство. Далекое и забытое. Будто это было и вовсе не с ним. С кем-то у кого была мама и любимый внимательный папа. Антон отвернулся и зло укусил щеку изнутри. Сентиментальность – банальная слабость. Он всегда гнал ее прочь. Мамы давно нет, а отец… Можно сказать, что умер вместе с ней, а остался только холодный и бездушный сосед.

– Можно молочка? – восторженно потер ладони Вениамин. Получил улыбку от матери и чуть не засветился от счастья.

Антон спросил, где можно умыться и быстро смотался в ванную. Эти телячьи нежности оскоминой оседали на зубах. Сейчас еще обниматься начнут или, не да Бог, целоваться… бр…

Внутри уборной оказалась, хоть и скромная, но вполне вменяемая сантехника и мебель. Побриться бы желательно – щеки покрылись густой щетиной – но нечем. Смешно, у Антона не было даже новой бритвы. Да-а, до такого он еще никогда не опускался.