Он с готовностью меня целует в щеку, и радостно восклицает:

– Здравствуй! Я скучал по тебе в поезде. Как приехал – так звонил. Читал твою прозу – она у тебя стучит как электричка. И поэтому тебе надо писать стихи! Куда ты подевалась?

Неторопливой походкой, философски настроенный Дрим проходит в свой кабинет. Забытый Кречет кружит по залу вокруг колонн, и, приоткрыв рот, упорно разглядывая нас со всех сторон, пытается вставить слово. Но к нему не прислушиваются. Подруга Кречета, постояв-постояв в ожидании, – ушла покурить на лестницу.

Я прячу лицо.

– Я вспоминал тебя в Питере! – смеется Борис. Айда, со мной, на охоту, послезавтра.

– Когда, какая такая охота?

– Полшестого утра. Охота на кабанов.

Я не знаю что ответить:

– Да, неужели?

– Я написал новые стихи, – они другие, они плавные, они спокойные, совсем не такие, как прежде. Я дам тебе рукопись почитать! Я подарю тебе свою новую книгу, – он широко жестикулирует, размахивает руками.

– Да ну? Ну да? – я не знаю что ответить, мне хорошо.

– Я еще купил компьютер навороченный. Скажу тебе пароль, и ты всегда сможешь зайти на мой сайт.

– У меня нет выхода в Интернет, нет модема.

– Решаемо!

Я держусь за его огромный белый плащ и нетвердо переставляю ноги по направлению к выходу. Перекрикивая неизвестно кого и радуясь, мы проходим мимо этих стен и этих людей. Выходим на улицу.

Началась весна, нет в этом сомнений, день легче свиста, солнце качается на ветру. Машины на стоянке, как рыбки на последней подледной рыбалке, рады солнцу, блестят цветными выпуклыми боками. Я не верю своим ушам, что я слышу!? я купаюсь в ощущении собственной значимости. Я в радости.


Борис-то молодец, «Антибукера» получил и премию «Северная звезда» за свои классные стихи. Он учил, да, да, учил меня писать стихи.

Сам читал наизусть русских поэтов 19-го века, томами. Часами, по памяти.

Даже добрался как-то до моего дома на такси, в легкой одежде, и потом на кухне клацал зубами от холода, в дом проходить застеснялся и быстро уехал. Уехал так же стремительно, как приехал, в ночь. Я же, кулема, побоялась с ним завязать отношения больше, чем просто приятельские. Я подумала, что он бедовый парень и с ним переживаний (которые истрепали мою душу к 2000 году) я еще хапну. Да и он меня младше почти на 10 лет.

….

Прошло 2 месяца. Открываю утром дверь квартиры своей, а из двери вдруг вылетает и опускается на утоптанный пол узенькая бумажка. Сходив, за хлебом, я ее все-таки подняла на обратном пути; это оказался сложенный билет Трамвайно-троллейбусного управления. Что это, – мне их уже на дом приносят, кто в курсе? Дрим на трамваях не ездит, у него «Мерс». Но он легко сознался по телефону, что специально ездил в трамвае, пока не надыбал счастливый билет и не принес мне. Это отступной.

А мне он уже и не нужен!

Я бросила его в чей-то почтовый ящик, пусть полежит, может, кому сгодится. Да и вирусов на нем тьма! Я сыта этими билетами.

Может создать в городе Банк счастливых билетов для желающих, общак такой?

…На охоту мы тогда с Борисом не поехали – только посмеялись. Борис про эту охоту стихи написал. С отсылом на роман Гончарова «Обыкновенная история». Я его перечитывала, ему насоветовала, он соединил роман, отца своего и охоту. И получилось стихотворение.

Дальше мрак, не знаю, как сказать.

…когда я писала этот рассказ, а его писала через полгода после той встречи в Доме работников культуры, мне хотелось Бореньке позвонить, но я себя сдерживала, де пусть первый позвонит. Борис был в депрессии, усугубленной кодированием от алкогольной зависимости. Я думала о нём почему-то часто. Но моя гордость тупила тупая: пусть сам первый мне позвонит. Ну, как обычно, когда он шел к маме домой, то мне звонил.