— Сядь, — велел он одними губами. — Пожалуйста.

Мне казалось, что я ослышалась. Что неправильно его поняла, что это бред моего воспаленного воображения. Потому что весь его вид обжигал холодом, сам Капацкий явно был очень зол, но — «пожалуйста».

И я не смогла уйти. А он не смог отпустить мое запястье. Я медленно села на стул, не отрывая взгляда от наших рук. Сердце уже просто готово было выпрыгнуть из горла, а кровь так шумела в ушах, что голова начала кружиться.

Где я взяла силы и решимость отдернуть руку, я не знала. Но они нашлись. Я спрятала руки под стол и подняла голову, закусывая губу. Капацкий вздрогнул и дернул плечом, заметив это.

Мне же хотелось выть. Свернуться калачиком и орать во все горло, потому что все очарование момента прошло. Я никак не могла разобраться, почему каждое его слово сочится ядом и ненавистью, но каждый взгляд, жест, касание говорили совершенно иное.

Капацкий резкими, рваными движениями достал из кармана сигареты, чиркнул зажигалкой и смачно затянулся.

Бросил пачку на стол, выдыхая дым в потолок.

Повинуясь какому-то внезапному порыву, который я даже себе не могла объяснить, я протянула руку и, отслеживая мельчайшую реакцию Капацкого, аккуратно достала сигарету.

Ваня напрягся, его зрачки расширились, но он молчал и продолжал травить себя сигаретным дымом.

По телу прошла дрожь, челюсти свело, но я продолжала. Взяла зажигалку и поднесла сигарету к губам. Капацкий дернулся, сузил глаза и заиграл желваками. Снова глубоко затянулся, пожирая меня взглядом. Голодным, в котором пылал знакомый мне огонь.

У меня окончательно снесло крышу. Скрестила ноги и чиркнула зажигалкой. Ваня потушил свою сигарету и резко вытянул руку, отбирая мою. Смял ее пальцами и выбросил.

— Курить начала? — его голос охрип.

— Никогда не пробовала, — тихо призналась я.

У Капы дернулись плечи. А я сорвалась. Десять лет без своего личного наркотика и прожитая чужая жизнь, которую я видела словно со стороны, лелея свою боль и ненависть, распадаясь на маленькие кусочки, каждый из которых причинял невыносимую боль, отрываясь от плоти.

И вот он, сидит напротив, только руку протяни. Смотрел так, словно уже был во мне, доводя до неистовства. Такой близкий и такой чужой. Невыносимо родной и до боли далекий. Тот единственный, рядом с которым я могла чувствовать. Я умерла тогда, десять лет назад, но почему-то все еще была жива. И я бы хотела любить его меньше — избавиться, как-то вытравить эту болезненную зависимость, но не получалось. Даже ненавидеть его не получалось.

Уйти. Нужно просто уйти…

Друзья, имя друга Регины, который работал в одном отделении с Капой поменялось с Саши на Димы (возникла путаница и я решила, что так будет проще).

16. Глава 16

У меня кружилась голова, колени ослабли. Я не отрываясь смотрела в ледяные глаза и уговаривала себя уйти.

Нужно просто встать и сделать несколько шагов к выходу, потом станет легче. Чем дальше от него, тем лучше, спокойнее. Душу в клочья не рвет от его ненависти и презрения, а тело не плавится от желания. Каждая клеточка, каждый атом моего организма требовал его прикосновений. Я же просто мечтала, чтобы он протянул руку и стер с моего лица помаду.

Но он просто сидел напротив, стискивая зубы. И тоже не двигался с места. Мне казалось, что мы одни во всем мире, а вокруг пустошь и разруха. Я ничего не видела и не слышала, чувствуя только боль во всем теле, источник которой горел в моей душе.

Казалось, еще чуть-чуть, и я просто забьюсь в истерике. Меня окутывал запах его парфюма, перемешанный с табачным дымом, раздражая рецепторы. И я боялась сделать вдох. Потому что и так могла дышать только им. Я боялась, что если вдохну поглубже, то все, сорвет. И когда я уйду — дышать мне будет уже нечем.