Значительную часть детства я провёл с бабушкой. Пока родители были допоздна на работе, стараясь обеспечить себе и мне достойную жизнь, бабушка прививала мне любовь к литературе, сказкам и миру поэзии, учила выразительно декламировать стихи.
– Надо не просто проговаривать текст стихотворения, а буквально проживать всё, что там происходит, показывать действие, как делают актёры, использовать паузы и смены интонаций, – учила она.
Бабушка всю жизнь работала педагогом русского языка и литературы, у родителей тоже было педагогическое образование, лучшим досугом в семье считалось чтение. В детстве дни, когда мы с мамой ходили в книжный магазин, а потом за пончиками, я считал самыми приятными в году. И каждый месяц родители старались дарить мне новую книжку по биологии.
Лилия Николаевна Шестакова, моя классная руководительница и по совместительству преподавательница литературы в старших классах, никогда не давила на нас. С ней можно было спорить – она это даже поощряла. Она считала, что в литературе нет единого верного мнения. Именно благодаря ей я научился смотреть на вещи под разным углом, в разумных пределах не соглашаться с авторитетами, выступать со структурированными докладами.
Что касается Высоцкого, так его стихи я знал наизусть с раннего детства. До сих пор помню, как заучивал его строки:
Эти люди оказали на меня огромное влияние и поселили во мне искреннюю любовь к литературе. К тому же благодаря поставленной дикции и приобретённому с детства опыту я не боялся выступать на публике, поэтому мне не терпелось попробовать себя в предложенной роли.
Следующие несколько дней я по своему желанию волонтёрил «на пару» с громкоговорителем, чтобы уберечь от срыва голос, который теперь стал моим основным инструментом. Народу на выставке становилось всё больше и больше с каждым днём. Или, по крайней мере, мне так казалось.
Из-за бешеной популярности Vive ut Vivas оргкомитет решил продлить выставку не на несколько дней, как это обычно бывает, а на целый месяц! Организаторам хотелось, чтобы все желающие успели к нам зайти.
Ежедневно на площади собирался чуть ли ни километровый «хвост» из людей. Многие просто не располагали лишними двумя часами на прохождение очереди, кого-то в принципе утомляет ожидание. Поэтому продлить выставку казалось единственным правильным решением, и я искренне этому радовался.
Я проработал кем-то вроде волонтёра-экскурсовода три дня с утра до вечера и даже не замечал усталости. Мне нравилось рассказывать, делиться знаниями, ловить восхищённые взгляды. Впрочем, несколько раз я видел и иные, недоброжелательные взгляды. Некоторые экскурсоводы брали группу в пятьдесят человек, а доводили до последнего зала всего десять. Этим неудачникам явно не нравилось, что я без каких-либо усилий собирал толпу в сто человек, которая слушала меня, не упуская ни единого слова.
На четвёртый день работы в новом качестве, ближе к окончанию дня, меня вызвал Платон Демокритович:
– Добрый вечер, Леонид! Присаживайся, – в свойственной ему обходительной манере произнёс «греческий философ».
– Вечер добрый! – вежливо ответил я.
– Что-нибудь налить?
– Нет, благодарю. Что-то случилось? – я хотел поскорее закончить беседу и отправиться на своё финальное выступление.
– Неужели что-то обязательно должно случиться? Впрочем, ты прав, действительно есть важный вопрос, который хотелось бы обсудить. Как ты смотришь на то, чтобы продолжить работу на выставке в качестве полноценного экскурсовода? Причём, надо отметить, уже не на волонтёрских началах, а за оплату. Твоей задачей будет проводить четыре полуторачасовые экскурсии группам посетителей за день. Естественно, любой труд должен вознаграждаться, поэтому твой оклад за следующие три недели будет составлять тридцать тысяч рублей. Что думаешь?