– Да ты даже не можешь прочитать меню в «Чао Чимру»[6]!

– Вот поэтому мне и нужно, чтобы ты поехала со мной и переводила, – спокойно отвечает мама.

– Погоди! – останавливаю я ее. – Ты не можешь всерьез об этом думать. Насколько я понимаю, речь идет о том, чтобы бросить работу и переехать туда насовсем?

У меня голова идет кругом. Мама всегда была рядом. Она меня бесила, но жила-то поблизости. Только представить, что она поселится в другой стране… я качаю головой. Нельзя сказать, чтобы я никогда не высказывала про себя такого желания, но…

– Я хотела бы попробовать. – Мама улыбается. – Собственный магазинчик – я об этом могла только мечтать. Я знаю все о моде, закупках, оформлении витрин, распродажах…

– В Уэльсе! – фыркаю я. – Там же совсем другой мир! Помнишь, я переводила неделю для того выпендрежного дизайнера в Милане?

– Если бы ты поехала со мной, рассказала, как там у них все работает, помогла бы мне начать, я уверена, что у меня бы получилось, – говорит мама, игнорируя мои возражения.

Я смотрю на эту целеустремленную женщину и удивляюсь: где она берет столько энергии? И почему даже малая частичка этой энергии не перешла мне по наследству? Я ее в два раза моложе, но для меня подобные идеи звучат по меньшей мере как вызов.

– Ты, что ли, не хочешь уйти на заслуженный отдых, как все нормальные люди? – спрашиваю я – мне кажется непостижимым, что кто-то может променять тихое сидение перед телевизором без забот и ответственности на что-то иное.

Мама ставит нетронутый чай на журнальный столик, который мы с Клео в свое время покрасили нитрокраской из баллончика.

– Я еще не готова уйти на покой, напротив – вполне созрела для нового, сложного, но интересного дела. Я хочу сделать что-нибудь для себя.

Я вглядываюсь в ее лицо – определенно в последнее время мама смотрела в обеденные перерывы шоу Опры Уинфри[7].

– Если у меня не получится, я все продам и вернусь, ничего не потеряв. – Она пожимает плечами и добавляет: – Это даже не пластическая операция – там-то ничего обратно не вернешь.

Черт… в точку. Я на секунду встречаюсь с ней взглядом и тяжело вздыхаю. Наверное, за свободу надо платить. Я всегда говорила, что мне было бы гораздо лучше, если бы мама не вертелась все время поблизости, чтобы поправить мне воротничок или утереть нос. Это ерунда, но она меня так достает: я, например, могу надеть любимый свитер, а мама выдает один из своих классических комментариев, вроде: «У тебя хоть чек остался?», и потом каждый раз, как я его надеваю, я вижу в зеркале только ее неодобрительный взгляд. (Конечно, это очень помогает мне определиться с нарядом перед нашими встречами. Мой выбор – что-нибудь эстетически неприемлемое, запредельное, чтобы она помучилась.) Я как-то раз попыталась в ответ дать оценку ее манере одеваться, просто чтобы мама поняла, каково это, но, когда я сказала что-то вроде: «Это смотрится совсем не так хорошо, как ты думаешь», она так на меня посмотрела, что я поняла – я зашла слишком далеко. Я всегда сдаюсь первая, потому что совесть мучает меня за любую мою грубость, и я ненавижу конфликты – пусть внутри у меня все кипит, но на свет божий ничего не выпущу. Может, если мама переедет на Капри, все решится само собой – она оставит меня в покое по собственной воле, так что мне не придется мучиться, что я ее бросила.

– А как долго я буду тебе нужна? – осторожно спрашиваю я. – У меня работа…

– Я тебе заплачу. Это же не просто одолжение. Я хочу нанять тебя, чтобы ты переводила для меня и присмотрелась к делам, поговорила с Люка, поговорила с местными, помогла мне принять правильное решение.