Клео отрицательно качает головой.

– Девочки на этой неделе в отпуск ушли. До следующего понедельника мы остаемся вдвоем с боссом.

Я ломаю голову в поисках какого-нибудь решения. Должен же быть выход! С тех пор как мы встретились, мы больше ни разу за границу вместе не ездили. Разве что смотрели вдвоем «Там, где нас нет»[11]. Когда-то я согласилась бы поехать куда угодно, но теперь готова придираться к каждой ерунде: «А потом никак не выспишься из-за разницы во времени!» или «Прививки – ни за что!». Клео начала брать с меня пример и бормотать под нос что-то вроде «Шведский стол только выглядит хорошо, а на вкус все это – так себе» или «Никогда не поеду туда, где женщины не бреют подмышки!». Иногда мне неловко за то, что я разбудила в ней ксенофоба, ведь раньше ей нравилась мысль открыть для себя новую страну, причудливые обычаи и туземные деликатесы, но она поселилась со мной как раз в то время, когда я решила, что мне больше незачем выходить из дома. Я поведала ей уйму ужасов про дальние страны, а все удивительные, восхитительные и обнадеживающие воспоминания оставила при себе. Мне ли винить ее теперь за то, что она не хочет покидать старую, наезженную колею. Здесь так уютно и безопасно.

– Клео, ну, Клео, ты точно не можешь поехать? – Я пытаюсь придумать что-нибудь, что заставит ее передумать.

– Да, совершенно точно, – со стоном отвечает она. – Обливаться потом от жары и отбиваться от приставал на улице в стране, где даже туалета нормального не найдешь…

– Это про Францию.

– Ну, все равно – кто-то же должен остаться дома и записать все, что ты пропустишь по телевизору.

– Только не э-это! – в ужасе завываю я.

Я не пропустила у Лесли Шарп ничего, начиная еще с «Боб и Роуз», а в «Западном крыле» у Роба Лоу[12] как раз завязывается романтический сюжет…

– Как будто друзей бросаешь, правда? – сочувствует Клео.

Она хорошо меня понимает, потому что подсела на телевизор еще похлеще, чем я. В «Фотофинише» ее дразнят – говорят, ей не нужен ежедневник, все свои встречи, дни рождения друзей и визиты к доктору она записывает на полях журнала «Хит».

– Да и где вообще этот Капри? – задумывается Клео.

– Чуть ниже Неаполя. На пароме можно переехать.

– И как там?

Я на мгновение задумываюсь.

– Не знаю толком. В пятидесятых жизнь там кипела, но бабушка Кармела толком ничего не рассказывала, только насылала проклятья на голову любовницы Винченцо.

– Распутницы Розы? – Клео помнит все, что я ей говорила. Кроме нее, меня больше никто никогда не слушает.

– Ага, – фыркаю я. – А про Капри она так почти ничего и не сказала.

– Давай посмотрим в Интернете! – предлагает Клео. – Так ты хотя бы сможешь вразумительно спорить.

Я неохотно шлепаю к компьютеру и наблюдаю, как Клео быстро где-то кликает и что-то просматривает. Я пытаюсь разбудить в себе хоть частицу былого энтузиазма к путешествиям, но меня только слегка трясет от волнения.

– Все понятно. Тебе нельзя ехать! – объявляет Клео.

– Почему? – ахаю я.

– Он крохотный – четыре мили в длину.

– Некуда будет от мамы прятаться, – беспокоюсь я.

– Ну, ты в любой момент сможешь добраться на пароме до Сорренто или Позитано – ой, как раз туда отправляются Мариса Томей и Роберт Дауни-младший в «Только ты»[13], помнишь?

– Ух ты! – Маленькой искоркой во мне загорается интерес, но я быстро его притаптываю. – Посмотри там отель «Луна», – прошу я.

– «Между небом и землей, на самом краю утеса…» – читает Клео. – Красотища какая…

– Дай мне посмотреть! – Я заглядываю ей через плечо.

– Смотри, оттуда открывается вид на «знаменитые Фарейглиони». Что бы это ни было.

– Это скалы, и произносится «Фара-льони», «г» не читается, – говорю я ей.