– Ружье бы тебе, дядя, – не выдержал видавший виды оперативник из Дёмы. – Ты ружье у председателя сада просил?

– Да чего только я у них не просил – бесполезно! Какое ружье – валенок ни хрена не могут дать, спецовки… Председатель на той неделе контракт привез: подпиши, мол, по контракту работать будешь! Туды-сюды… Мол, пьяным увидим – уволим, три часа тебя на охране нет – тоже уволим. А я ему говорю: ты свое-то все написал, а про мое забыл… Напиши: в какие часы я должен охранять, когда отдых? Где дрова по 12 кубов в год? Ты ведь пять лет меня только объёживаешь: то три куба привезешь, то шесть…

…Мы уже уходили, а Геннадий Иванович, не замечая моего репортерского диктофона, все изливал и изливал душу:

– А недавно говорят, мол, тыщу рублей вычитать будем, если хоть одну будку подломят. Это как можно? Если банк, к примеру, ограбят – так что же, милиция без зарплаты сидит? Или с каких других служб вычитают? Я всю их систему на себе знаю: хотят ни хрена сторожу не платить, а чтобы все в сохранности было…

Возразить нам Коневу было нечего, тем более, что подобное нам говорили в каждом саду. А посему мы дружно сели в «уазик» и поехали к другим героям садовых историй. К ворам…

На станцию Юматово оперуполномоченный Демского угрозыска В. М. Плотников по надоевшей тропинке вывел к знакомой ему двери:

– Лишь бы достучаться! Спят, наверняка, еще, если ночь пьянствовали…

Он саданул несколько раз в глухую дверь и побежал вокруг избенки достукивать в окошки. А я оглядел двор: на веревке висели вымороженное белье и платья. Вот с такого платья и потянулась цепочка к этой маленькой, но дружной преступной группе, одним из главных героев которой был юркий пацаненок по кличке Рубленыш, или Рубль. От этого Рубля милиция стонала: сын алкоголиков, он прибранное в окрестных садах тащил «в семью». Когда оперативники с одной из потерпевших впервые нагрянули по «рублевому» адресу, та в изумлении показала на мамашу, щеголявшую в украденном желтом платье потерпевшей. Семья кормилась «с садов» – пустые банки наполняли дом. Поскольку ни один прокурор не давал санкции на арест малолетнего, милиция брала с Рубленыша подписку за подпиской, уличая шкета в новых кражах. С февраля, когда папаша Рубля по пьяни порешил супругу ножом, Рубленыш-Толик чаще всего ночует здесь, у Пети…

…За дверью, наконец, гремит засов – мы гурьбой вваливаемся в избу. Среди проснувшихся Рубля нет; уставясь на милицию, сидит на лежанке сонный Петя М—цев, восемнадцати лет, выглядывают лица его сестер и матери, опухшей от сна, со спутанными волосами. Семья, лениво переругиваясь, отходила после «дискотеки». Маленькая Надя, хлопая в ладоши, кричала на котенка:

– Ой, проснулся! Дай…

– Не трожь котенка, сдохнет! Он лапы о печку обжег!

– Да нет, ходит! – Петя за шкурку, как спущенный шарик, поднимает обвисшего жалкого инвалида и ставит на пол. Шатаясь и припадая, котенок ползет в кучу тряпья…

– Ну, что, Петро, с Рубленком в сады опять не ходили? – спросил привыкший к этому быту опер Плотников и, наметанным глазом выловив в куче одежды «вещдок» – проходящую по одной из краж рубашку-«олимпийку», откладывает, чтобы отдать следователю в Дёме.

– Да он у нас уже не ворует, – выкрикивает мать. («С несовершеннолетними пьет», – шепнул участковый).

– Ага. А если ты велела в тот раз ворованные вещи в посадку унести, так уж и ничего не знаешь…

На лице у Пети отразилось уныние: сейчас к возбужденному против него уголовному делу добавляют новые эпизоды. Опять пойдут вопросы про 12 тысяч рублей, которые они своровали в саду и давно пропили, про резиновые сапоги, которые зачем-то взяли из домика и сожгли. Пикантность ситуации заключалась в том, что друзья, ломая домик за домиком по ряду, обчистили большого начальника