эта действительность… Нравственное самосознание в силу всеобщности своей самости непосредственно составляет „одно“ с сущностью…» [7, 231]. Достоверность становится истиной. И разум, познавший себя самого как всю реальность, есть Дух. Феноменология состоялась15. Дух, осознав себя как тождество я и Я, может теперь с высоты этой истины увидеть себя как становление, как метаморфозу проявления себя самого в наличном бытии. «Что же касается наличного бытия этого понятия, то во времени и действительности наука появляется не раньше, чем дух дошел до этого сознания относительно себя» [7, 428]. Вся дальнейшая работа Гегеля на протяжении всей его жизни направлена на раскрытие этой науки перед современниками и перед будущим.

Непосредственно абсолютное знание, знание тождества я и Я, открывается в искусстве через чувственность и в религии через представление. В искусстве, в творчестве индивидуальное я непосредственно воспроизводит акт творения абсолютного Я. В произведении искусства я творит не только свой мир, но и мир действительный – персонажи романа «Война и мир» для нас более реальны, чем исторические лица того времени – и те, и другие уже в прошлом, в одинаковом временном небытии, но прошлое «Войны и мира» переживается нами с большей остротой восприятия, чем прошлое со страниц научного исследования. Более того, наши переживания, связанные с персонажами «Войны и мира», оказывают большее воздействие на наши поступки, нежели наши знания о реальных исторических лицах, и значит, современный для нас общий ход вещей во многом испытывает на себе влияние этих переживаний. В этом проявляется действительность мира произведения искусства. В развитии религии представляющее сознание, опираясь на интуитивно присущее каждому человеку переживание единства я и не-я, формирует ряд образов, которые в действительности являют собой генезис конечного знания тождества я и Я, генезис христианства. Но и в искусстве, и в религии это знание еще непосредственно, оно еще не отражено само в себе, не осознано как действительность. Только лишь в науке это знание получает форму достоверности, ибо только в науке это знание обретает себя не в непосредственности чувства или представления, а в своей собственной стихии – в стихии логики, в стихии мысли.

Три формы самопознания – искусство, религия, наука смыкаются в одной точке, в конечном знании истины, в знании тождества я и Я. В искусстве это знание собственной приобщенности к божественному переживается еще неосознанно в акте творчества. В религии оно познается как христианское откровение. В науке этот процесс еще не завершен, но и здесь великий перелом уже состоялся. Понятие поля как всеобщности отношений, то есть мысли, теория относительности как приближение к пониманию центричности я, квантовая механика как растворение объектности в субъекте – постепенно, но неотвратимо «…эволюция научного знания подходит поразительно близко к идеалистической картине природы»16 [18, 1382].

Вера и знание

В обыденном представлении религия неразрывно связана с верой. Лев Толстой в своей попытке определить для себя, что есть религия, говорит о религии-вере. Это и неудивительно – в России сам термин «религия» стал употребляться только лишь с XVIII века. До этого времени то, что сейчас мы называем религией, называлось просто – вера. Большинство современных определений религии, а таких определений великое множество, указывает на веру как на ту основу, без которой религия невозможна. Но так ли это на самом деле? Действительно ли вера, этот сложный логико-психологический комплекс отношений, может быть основанием религии, древнейшего из феноменов человеческого бытия? Нет, конечно же, нет. Что есть вера? Вера как отношение к какому-либо содержанию есть, прежде всего, преодоление ярма очевидности, преодоление непосредственной данности чувственного восприятия в привычных формах логики рассудка. Вера есть акт свободы. Все умопостроения Кьеркегора основаны на этом понимании веры как освобождения. Для того чтобы приблизиться к вере, необходимо сначала пройти адовы страдания бесконечного кружения в замкнутом пространстве логико-чувственной очевидности, возвыситься в мышлении над этими прочными границами человеческого естества. Кьеркегору это было не дано – отсюда вся тяжесть его переживаний и вопль отчаяния. И немногие из избранных были удостоены этого прорыва поверх человеческого,