Мужчину поместили в «холодильник», самую странную камеру, пользовавшуюся печальной известностью среди членов следственной бригады. Камера находилась в конце плохо освещенного коридора, там всегда было дико холодно, а по бетонным стенам сочилась влага. Ходило множество теорий, объяснявших причины царящей там стужи. С точки зрения наиболее рассудительных, все дело было в микропротечках вмонтированной в перегородку старой канализационной трубы. С годами стены пропитались водой, так что помещение невозможно было протопить. Другие, менее рациональные, верили, что мрачной репутацией камера обязана осужденному на пожизненное заключение, который в этой самой камере покончил с собой, и теперь там обретается его призрак.

Сменяющиеся начальники ни разу не удосужились провести ни проверку, ни необходимые ремонтные работы. В конечном счете камера приносила практическую пользу – редко кто из обвиняемых не ломался, проведя там пару суток. Если новичок упорствовал, не желая назвать свое имя, можно было поспорить, что «холодильник» развяжет ему язык.

Скудные данные, связанные с этим необычным делом, были распределены между двумя следственными группами, и Буабид вместе с де Алмейдой и Гора уже трудились над накорябанным от руки списком. Четыре имени, четыре потенциальные жертвы. Жандармы понимали, что медлить нельзя.

Члены группы начали рассылку запросов относительно личности предполагаемых жертв. Ахмед, старший по званию, занялся поисками Колина Вассарда и Нины Грокис-Стейнер, в то время как де Алмейду и Патрику остались, соответственно, Харл Коммегерлин и Иони Превис.

Борис и Эмма, составлявшие группу А, решили немного подержать подследственного на холодке, прежде чем приступить к первому допросу. На данный момент они сосредоточились на билетике, найденном во время личного досмотра.

Молодая женщина проверила транспортные линии, проходящие через остановку рядом с бригадой в Силлинжи, где объявился субъект, и нашла только один маршрут. В сельских районах вокруг Анси общественный транспорт курсировал нечасто, куда реже, чем в центре города, и если подозреваемый оказался в отделении в 8:12, значит он приехал на автобусе номер 33, из которого вышел в 8:08.

Она оторвалась от стола и через всю комнату обратилась к группе Б:

– Парни, у меня кое-что для вас есть! Наш субчик наверняка ехал на тридцать третьем автобусе в направлении Ла-Бальм-де-Силлинжи. На том самом, который выходит из Мейте в семь тридцать восемь: вы уж сами свяжитесь с автобусной компанией, чтобы найти водителя, который работал на этом маршруте, лады?

Де Алмейда что-то чиркнул в блокноте, и вся троица откликнулась дружным громогласным «О’кей!».

Эмма развернулась на стуле и увидела Бориса, который разглядывал второй предмет, найденный в карманах незнакомца. Простой белый картонный прямоугольник, на котором красовался черный логотип: отпечатанная жирным шрифтом буква G в центре равнобедренного треугольника со сторонами, обозначенными тонкими линиями. Он махнул карточкой в сторону напарницы и молча пожал плечами. Вместо ответа она потрясла головой. С первого взгляда пиктограмму никто не опознал.

Со своего места за новым столом Максим смотрел на бурную деятельность коллег и чувствовал себя бесполезным, как обыватель, глазеющий на муравейник. Ощущение изолированности направило его мысли в новое русло, заставив вспомнить прежнего начальника, капитана Анри Саже. При нем подобное не могло иметь места; он бы никогда не исключил члена бригады из криминального расследования, тем более что речь шла о четверном убийстве. Но Ассия Ларше, сменившая его на этом посту буквально на следующее утро после того, как Максима отправили на вынужденный отдых, очевидно, имела на этот счет свое мнение.