– Бесовщина! – заорал один.

– Демон! – возопил другой.

При виде порождения Нижнего мира былая смелость куда-то подевалась – с суккубами драться это вам не молоденьких девушек насиловать. Чтобы раздразнить «дублетов» пуще прежнего, Хира начала танцевать тверк, и двигала хвостом так, что опустевший на две трети фиал наполнился до шестого деления.

– За ней!! – воины рванули с места как ужаленные, размахивая мечами и тряся сальными космами.

– У-ру-ру! – прислужница зацокала по мостовой, обгоняя словно не замечающих ее неписей – каждый играл отведенную роль и не вмешивался в чужие. И хотя скорости беглянки позавидовал бы олимпийский спринтер, вилять на ходу орехом она не забывала – что тут скажешь, не женщина, а мечта. – Котята-чертенята! Догоняють!

Убедившись, что план сработал, подскочил к девушке и протянул ладонь. Страдалица как могла запахивала разодранное платье и глядела исподлобья большими слезящимися глазами. В тот момент девчонка сильно напоминала героиню Кристины Риччи из «Сонной долины» – вроде взрослая уже, а личико как у ребенка.

Вот бот ботом, а сердце екнуло. Хотя о чем это я, разве вы не радовались, когда в финале «Крови и вина» сестры помирились и обнялись? Разве не грустили, когда погиб Шепард? То-то и оно. Игры оказывают на нас куда больше влияния, чем нам кажется. И речь не о каких-то надуманных зависимостях, а об эмоциях и привязанности к персонажам.

– Сама домой доберешься? – спросил, воровато выглядывая из-за угла.

– Да, – спасенная угрюмо кивнула. – Тут недалеко.

– Тогда спеши. И помни – это еще не конец. Ублюдки за все заплатят.

– Ты… – она смутилась и опустила голову. – Как тебя зовут?

Ответил не без гордости, приосанившись, подняв голову и зачем-то коснувшись полы шляпы:

– Артур.

На перепачканной мордашке вспыхнуло удивление.

– Тот самый?

Кивнул, аки Зорро и бархатным галантным голосом произнес:

– Тот самый.

Девушка слабо улыбнулась.

– Спасибо… Я расскажу всем.

Отвесив на прощание легкий поклон, растворился в сгустившихся сумерках, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Изнутри всего распирало – если не взлечу, то вот-вот побегу вприпрыжку, как ребенок по лужам. Кто бы мог подумать, что совершать подвиги – это так здорово и приятно.

***

– Та милаха тебе дала, что ли? – спросила суккуба, сидя за столом и обмахиваясь ладонью. – Сияешь как лампа.

Хотел сострить в том же духе, но передумал и спросил:

– Сама как? Не ранили?

– Ни фанили? – передразнила девушка. – Ты что, педик?

– Нет. Просто беспокоюсь о тебе.

Браслет дрогнул – три из десяти на шкале симпатии.

– Да ну тебя!

– Как дела в городе? – Ингрид поставила на стол тарелку сухарей и вторую свечку. – Это последняя еда, кстати.

– Печально, – стукнул черствой коркой по тарелке и вздохнул. От переизбытка самых разных чувств кусок в горло не лез. А может дело в том, что этот кусок ничем не отличался от пемзы. – В городе хаос и анархия, но к полуночи, думаю, все успокоится. Тех, кого свинтили, утащат в крепость. Те, кто успел спрятаться, вряд ли скоро выйдут на улицы. Хотя та, кхм, милаха обещала замолвить обо мне словечко.

– А-а, – Хира облокотилась на стол, уложила подбородок на ладони и расплылась в ехидной улыбке. – Значит, не зря булки потели. Терпеть не могу, когда там хлюпает. Не хватало еще натереть…

– Фу! – Иришка отбросила сухарь и откинулась на спинку. – Наши друзья сидят в темнице… в этой холодной, мерзкой, вонючей помойке, а тебе лишь бы рофлить!

– Па-а-а-п! – суккуба посмотрела на меня и ткнула пальцем в жрицу. – Она обзывается.

– Успокойтесь, пожалуйста. Ир, я делаю все, что могу. Но так просто свергнуть мэра не получится.